Так продолжалось два или три дня, а на четвертый он привел с охоты неожиданного гостя. Вернее гостью. Хотя вряд ли для этой девицы подходило столь приличное имя.
Анюта до сих пор плевалась, вспоминая ее, и называла самыми постыдными именами.
Неизвестно, где нашел ее князь, и какого она была роду-племени, но в течение двух недель она оставалась в лесном домике, потом исчезла так же неожиданно как и появилась, наградив своего гостеприимного хозяина дурной болезнью, последствия которой тот вынужден был лечить в течение полутора лет за границей.
Из-за границы он вернулся здоровым и помолодевшим и сразу же приступил к перестройке лесного домика в замок. Скорее всего, образцом для подражания ему послужило какое-то заграничное заведение, поразившее его воображение и оставившее в его душе неизгладимый след.
Сначала он лично руководил работами, но потом выписал из-за границы архитектора, с которым стал неразлучен. Архитектор этот отличался веселостью нрава, пристрастием к вину и женщинам, Орловский в него совершенно влюбился и во всем старался на него походить.
Работы в Замке еще не закончились, когда туда пригласили первых посетителей. Это были какие-то знакомые «барышни» архитектора, которых по его рекомендации пригласил к себе Орловский. С этого все и началось.
К тому времени Орловский полностью оставляет службу и окончательно переезжает в деревню, хотя раньше большую часть года он проводил в городе, где занимал весьма значительное и доходное место.
Архитектор этот, имени которого Анюта так и не смогла выучить, неожиданно уезжает. Неизвестно, по какой причине, но несколько последних дней они с князем не разговаривали и всячески демонстрировали взаимную неприязнь.
Оставшись без своего товарища, он первое место не находит себе места, много пьет и целыми днями валяется на диване. А потом находит себе новое развлечение…
Вот тут, пожалуй, и начинается та пора в жизни Орловского, которая интересовала меня больше всего. Поскольку именно она имела отношение к тем событиям, ради которых я покинула дом и пустилась в эти небезопасные странствия.
Пресытившись доступными женщинами, он начинает искать новых неизведанных ощущений и в погоне за ними не брезгует самыми сомнительными средствами. Мне бы не хотелось перечислять все те мерзости, которыми он заполнил свою жизнь. Скажу только, что он вкусил от всех запретных плодов, и нет на свете порока, которым бы он в той или иной степени не запятнал свою бессмертную душу. Поиск плотских наслаждений он превратил в смысл своей жизни и ради них не останавливался перед самыми мерзкими преступлениями.
На его счету были десятки, если не сотни жертв. Точное количество, думаю, не в состоянии назвать сам князь.
Перепробовав все возможные средства, он остановился на двух изысканнейших. В физическом плане он был страстным поклонником маркиза де Сада, а в моральном точнее, в аморальном отношении предпочитал растление невинных.
Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем лицезрение падшего ангела. Ради достижения этой цели он не жалел ни времени, ни денег, ни собственного здоровья. В ход шли все мыслимые и немыслимые обольщения, дорогие заморские зелья и принуждение.
Надо полагать, что жена Василия стала одним из любимых детищ его порока, поскольку он потратил на нее почти полтора года своей жизни. И справедливости ради добавлю — так и не добился своего.
Последний поступок Арины свидетельствовал о том, что, заполучив полную власть над ее телом, он так и не сумел овладеть ее душой. Она предпочла смерть навязанному ей богомерзкому существованию.
Я знаю, что самоубийство — страшный грех, но думаю, что в иных случаях оно равносильно подвигу. И надеюсь, что Господь всеблагой и милостивый прощает этих несчастных.
Теперь мне было известно все, что я хотела узнать и что по своей тогдашней наивности, граничащей с глупостью, чуть было не попробовала испытать на собственной шкуре. Только сейчас я понимала, чем рисковала и в какую пучину несчастий могла бы угодить, вздумав вступить в единоборство с этим исчадием ада под видом простой крепостной крестьянки.
Орловский предпочитал иметь дело именно с этими бесправными и практически беззащитными существами. Прекрасно понимая, что за своих сестер и жен люди одного с ним сословия пойдут на все — на смерть, убийство и преступление, но не оставят их неотомщенными. И не рисковал понапрасну.
К тому же эти создания представляли безукоризненный материал для его дьявольских экспериментов. Наше сословие сегодня, увы, далеко не безгрешно, и ангела во плоти отыскать среди его представительниц уже довольно затруднительно. А среди крестьянских женщин они еще, к счастью, встречаются. Недаром русское слово «крестьянин» одного корня со словом «христианин».
И если бы не Анюта, я бы нашла способ улизнуть из мерзкого Замка. Но если бы я попыталась это сделать, то гнев Орловского обрушился бы на эту несчастную старуху, о чем она недвусмысленно мне сообщила.
Орловский требовал от прислуги беспрекословного повиновения и жестоко наказывал за малейшую провинность.
Поэтому нужно было придумать что-то такое, чтобы обелить в его глазах Анюту, но и самой выбраться из этого логова в целости и сохранности.
Выбор у меня был небольшой: либо избить и связать бывшую служанку своей матери, чего мне делать не хотелось, либо остаться в темнице и попытаться защитить себя самой.
Но я уже достаточно хорошо представляла своего противника, чтобы выбрать последнее. Времени для выбора у меня оставалось в обрез. Орловский мог нагрянуть в любой момент.
И все же я нашла способ, благодаря которому надеялась не пострадать сама и не подвести под монастырь старуху.
Я самым подробным образом описала ей то дупло, в котором спрятала свою настоящую одежду, и попросила доставить мне ее как можно быстрее.
Это тоже было небезопасно, но я надеялась, что мое положение и связи не позволят ему сделать со мной что-то ужасное.
Перепуганная старуха, не совсем понимая, чего я от нее хочу, неожиданно шустро, почти вприпрыжку побежала в указанное мною место. Она прекрасно знала эти места и сразу поняла, какое дерево я имела в виду. И меньше чем через час вернулась в Замок с моими вещами. На мое счастье, за время ее отсутствия никто не появился, но я почувствовала огромное облегчение лишь тогда, когда скинула с себя чужие тряпки и приказала Анюте спрятать их подальше, а лучше сжечь.
Что она и сделала без особой радости. Ей явно было жалко красивых и добротных вещей, но она не осмелилась мне возражать.
После этого она принесла мне воды, помогла умыться и причесаться. И даже раздобыла небольшое зеркальце, посмотревшись в которое, я убедилась, что во мне ничего не осталось от той забитой хромоножки, которую волокли через лес два орловских раба.
После этого я позволила ей покинуть свою темницу и запереть меня на засов.
Как я себя ни убеждала, что князя в темнице ждет весьма неприятный сюрприз способный охладить его темперамент, сердце мое не желало верить этим аргументам и стучало, как барабан африканского дикаря.
