Тот, кто играл в подобные игры, хорошо знает это чувство. Оно не имеет никакого отношения к реальным отношениям между людьми. Это всего лишь констатация факта: «Ты — сильный, и владеешь оружием не хуже меня. И это достойно уважения».
При этом собеседники могут быть заклятыми врагами. Как это, собственно, и было в данном случае. Во всяком случае, с моей стороны. Орловский пока этого не знал, хотя, может быть, уже начинал о чем-то догадываться. Я уже поняла, что он был далеко не глуп.
В данный момент он даже отдаленно не напоминал то чудовище, что скрывалась за внешней оболочкой. Он весьма убедительно разыгрывал роль гостеприимного хозяина, предпочитая не поднимать больше вопроса о причине моего появления в его лесной резиденции.
Я тоже обходила этот вопрос стороной. Поэтому беседа наша напоминала игру «Да и нет не говорите, черное с белым не берите», которой мы с подругами забавлялись в юности.
Орловского, казалось, вполне устраивала эта атмосфера загадочности, и он чувствовал себя в ней как рыба в воде.
— Вы напомнили мне одну женщину, которая так же неожиданно появилась в этом доме, — сладким голосом говорил он. — Я тогда был молод и неопытен. И эта встреча запомнилась мне навсегда.
Я, кажется, догадывалась, кого он имеет в виду, и это сравнение не делало мне чести. Но виду не показала и ответила ему в том же духе:
— Она была хороша собой?
— Весьма, но даже не это поразило меня в ней больше всего. Я так и не узнал ее имени, хотя предпринял для этого все возможное. Она возникла в моей жизни как… — подыскивая нужное слово, он сделал грациозно-неопределенный жест, — видение, и в этом была определенная прелесть. Она просто появилась рядом и пошла за мной. Она была свободна, настолько свободна, насколько может быть свободен человек в моем представлении. Она не желала говорить своего имени, и это создавало у меня ощущение нереальности происходящего, сна наяву. Вы понимаете меня?
Я понимала его. И понимала ту опасность, что таится в этом завораживающе-чарующем голосе, нараспев произносящем слова, почти декламируя их. Полумрак и зажженные князем ароматические палочки, которые я в тот вечер увидела в первый раз в жизни, лишь усугубляли эту опасность.
Я представила на своем месте молоденькую крестьянку. После простой деревенской избы ей все это должно было показаться иным светом, райским видением, бесстыдно-сладким сном.
Внешность Орловского была под стать окружению. Попросив извинения, он переоделся в длинный до полу восточный халат, и напоминал теперь турецкого султана. Подобно султану, он в любую минуту с той же ласковой улыбкой на губах мог вонзить вам в сердце кинжал. В переносном, а может быть, и в прямом смысле этих слов. Я это чувствовала и не позволяла себе расслабиться ни на минуту. Разглядывая его холеные белые руки, я представляла в них орудие пытки. Наша беседа затянулась далеко за полночь, намеки князя стали прозрачнее, а шутки смелее. Но делал он это настолько неторопливо и методично, что я даже не заметила, в какой именно момент наша беседа перешла в неподобающее русло. Во всяком случае, для уважающей себя женщины.
Но я никак не проявила своих истинных чувств и не попыталась пресечь эти его поползновений. Отнюдь нет.
Я подыграла ему.
Наверное, мне подсказал это мой ангел-хранитель. А может быть, я вспомнила уроки рукопашного боя, что давал мне Александр. Он научил меня одному очень эффективному приему, когда ты не принимаешь выпад противника, а как будто напротив — помогаешь ему нанести удар, продолжая движение его руки или оружия. И если противник вкладывает в него всю свою мощь, то сам становится жертвой своей ненависти.
— Испытать неведомые ощущения — что может быть заманчивее, — произнесла я шепотом, и князь попался в расставленные мною сети. Испорченный до последнего предела, он и в окружающих предполагал наличие тех же страстей, что обуревали его грешную душу. — Надеюсь, вы меня не разочаруете, князь…
— Мне кажется, я рожден для этого, — ответил он горячо, и его ноздри затрепетали. Через секунду он поднялся бы со своего места, и отступать было бы уже поздно, но я опередила его:
— Несколько мгновений ожидания только добавят приятных ощущений… — произнесла я голосом жрицы и так же спокойно вышла из комнаты.
И, видимо, сделала это настолько убедительно, что у князя не возникло никакого сомнения в моих намерениях. В его взгляде я прочитала восхищенное одобрение и предвкушение неземных наслаждений.
За кого он меня принял? За искательницу приключений? За тайную блудницу? Скорее всего. Именно это впечатление я старалась внушить ему, и добилась желаемого.
Князь был приятно возбужден, заинтригован и потерял бдительность.
В моем распоряжении было несколько минут. И я должна была уложиться в этот срок. Иначе могло произойти все, что угодно. Я слишком далеко зашла в своей игре и отступать было поздно.
Больше всего я боялась наткнуться на кого-нибудь из прислуги. Даже на Анюту.
Они наверняка постарались бы задержать меня, желая угодить хозяину или из страха перед ним.
Но на мое счастье я никого не встретила. Скорее всего, кроме нас с князем, все уже спали. Приближался рассвет и именно на это я и рассчитывала.
Со стены я сняла тяжелый кнут, явно служивший князю в его любовных утехах, а мне он в случае чего помог бы охладить его пыл. Дверь оказалась заперта изнутри. Но когда я стала открывать ее, предательски заскрипела.
Все внутри у меня оборвалось.
И я побежала. Позабыв про боль в ноге. С единственным желанием — оказаться как можно дальше от этого страшного места.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Бегать по темному предрассветному лесу с больной ногой — не самое большое удовольствие. Особенно когда за тобой гонятся несколько человек с оружием.
А именно это и произошло. Орловский, не дождавшись моего возвращения, снарядил за мной настоящую экспедицию. И даже сам ее возглавил. Время от времени до меня доносились из темноты его визгливые приказы, куда только подевались все его воспитание и изящество.
Зная лес как свои пять пальцев, эти люди имели передо мной все преимущества, кроме одного. Как это ни странно, мне помогал леденящий душу страх. Некоторым это чувство парализует все члены и превращает в легкую добычу. У меня же все наоборот. В этом состоянии я способна творить чудеса. Так уж я устроена. Кровь приливает ко всем жизненно необходимым органам, активизирует сообразительность и повышает выносливость.
Еще в детстве при встрече с сорвавшимся с цепи волкодавом я перескочила одним махом забор, значительно выше моего тогдашнего роста. И потом долгое время приходила к этому месту и не могла поверить, что совершила этот прыжок на самом деле, а не увидела в кошмарном сне.
Мне известны несколько достоверных случаев, когда женщины, перепугавшись за жизнь своих детей, поднимали невероятные тяжести. Любовь к детям делает из них настоящих чудо-богатырей. Из этого я могу сделать вывод, что моя любовь к собственной персоне не уступает в силе материнской.
