Уикка не дала ей времени на размышления. Она
знала, что та участвовала в чем-то особенном, в чем-то более сильном, чем опыт
с таро. Но пусть даже так, она не дала ей времени. Она не понимала и не уважала
ее чувств; все, что она хотела, – открыть Дона девушки.
– Расскажи мне о своем Доне, – повторила
Уикка.
Она глубоко вздохнула, сдерживая злость. Но
другого средства не было. Женщина продолжала бы настаивать, пока она ей не
расскажет что-нибудь.
– Я была женщиной, влюбленной в…
Уикка быстро закрыла ей рот. Потом она встала,
сделала несколько странных жестов в воздухе и снова посмотрела на нее.
– Господь – это слово. Осторожно! Будь
осторожна с тем, что ты говоришь в каждой ситуации и в каждый миг твоей жизни.
Брида не понимала, почему она отреагировала
именно так.
– Господь проявляется во всем, но слово – это
одно из его любимых методов действия. Потому что слово – это мысль,
преобразованная в движение: ты помещаешь в воздухе, вокруг себя, то, что прежде
было только энергией. Будь очень осторожна со всем, что говоришь, – продолжила
Уикка. – У слова гораздо больше силы, чем у многих ритуалов. Брида все еще не
понимала. У нее не было другого способа рассказать, кроме как через слова.
– Когда ты сослалась на ту женщину, – говорила
Уикка, – ты не была ею. Ты была частью ее. Другие люди могут иметь такое же
воспоминание, как у тебя.
Брида почувствовала себя обворованной. Та
женщина была сильной, и ей не хотелось бы делить ее еще с кем-то. кроме того,
был Талбо.
– Расскажи мне о твоем Доне, – снова сказала
Уикка. Она не хотела, чтобы девушка была шокирована опытом. Путешествия во
времени, в основном, несли за собой много проблем.
– Я многое хочу рассказать. И мне нужно
поговорить с тобой, потому что никто больше мне не поверит. Пожалуйста, –
настаивала Брида.
Она начала рассказывать все, с момента, когда
дождь капал на ее лицо. У нее в руках была удача, и она не могла ее потерять:
удача быть с кем-то, кто верил в необыкновенные вещи. Она знала, что никто
больше не выслушает ее с таким уважением, потому что люди боялись узнать, до
какой степени жизнь была наполнена магией; они привыкли к своим домам, своей
работе, к своему взгляду на вещи, и если бы появился кто-то, кто сказал бы, что
возможно путешествовать во времени (возможно увидеть замки во Вселенной; таро,
которые рассказывали истории; люди, которые шли по темной ночи), то они
почувствовали бы, что жизнь обокрала их, потому что у них не было этого, их
жизнь была постоянно одинаковыми сменами дня и ночи, с одинаковыми выходными
днями в конце недели.
Поэтому Бриде необходимо было использовать эту
возможность; если слова были Господом, то пусть он останется записанным в
воздухе, который окружал ее, потому что она путешествовала в прошлое и помнила
о каждой мелочи, как если бы это было настоящее, как если бы это был лес. Так
что когда кто-то потом сможет доказать ей, что ничего из этого не происходило,
когда время и пространство сделают так, что она сама уже будет сомневаться во
всем, когда, в конце концов, она сама не будет уверена, что это было не более,
чем иллюзией, слова этого вечера в лесу еще будут вибрировать в воздухе и, по
крайней мере, один человек, кто-то, для кого магия составляет часть жизни,
узнает, что все произошло на самом деле.
Она обнаружила замок, священнослужителей в
черных и желтых одеждах, долину с кострами, у нее был муж, которого она
понимала. Уикка слушала спокойно, выказывая интерес, только когда она
рассказывала о Голосах, возникавших в голове Лони. В эти моменты она прерывала
ее и спрашивала, были ли это женские или же мужские голоса (они принадлежали и
тем, и другим), переносили ли они какое-либо чувство, как, например, агрессия
или утешение (нет, это были безликие голоса), и могла ли она пробуждать голоса
всегда, когда хотела этого (она это не знала, у нее не было времени на это).
– О`кей. Мы можем идти, – сказала Уикка, сняв
тунику и положив ее снова в сумку. Брида была разочарована. Она думала, что
получит хотя бы какую-то похвалу. Или, как минимум, объяснение. Но Уикка была
похожа на врачей, которые смотрят безразлично на пациента, больше
заинтересованные в том, чтобы записать симптомы, нежели понять боль и
страдания, которые вызывают эти симптомы.
Обратный путь был долгим. Каждый раз, когда
Брида хотела затронуть тему, Уикка показывала заинтересованность в росте
дороговизны жизни, в том, что вечера становятся все короче, и в трудностях,
которые создавал управляющий ее дома.
Только когда они снова сели на 2 итальянских
кресла, Уикка прокомментировала пережитое.
– Я хочу сказать тебе кое-что – начала она. –
Не беспокойся о проявлении чувств. Проживай все с силой и храни то, что ты
почувствовала, как данное Господом. Если ты считаешь, что не сможешь вытерпеть
мир, в котором жить важнее, чем понимать, тогда отрекись от магии. Лучший
способ разрушить мост между видимым и невидимым – попытаться объяснить чувства.
Чувства были словно дикие лошади, и Брида
знала, что разум никогда не мог овладеть ими целиком. Однажды у нее была
любовь, которая ушла по глупости. Брида в течение нескольких месяцев сидела
дома, целыми днями объясняя себе самой тысячи недостатков той связи. Но каждое
утро, проснувшись, она думала о нем и знала, что если он позвонит, она
согласится на встречу.
Собака на кухне залаяла. Брида знала, что это знак,
визит был завершен.
– Пожалуйста, мы ведь даже не поговорили! –
взмолилась она. – Мне нужно было задать тебе, по крайней мере, 2 вопроса.
Уикка встала. Девушка всегда изворачивалась,
чтобы задать важные вопросы в то время, когда надо было уже уходить.
– Я хотела узнать, действительно ли
существовали те священнослужители, которых я видела?
– Мы переживаем необыкновенный опыт и менее,
чем через 2 часа, уже пытаемся убедить самих себя, что это плод нашего
воображения, – сказала Уикка, пока направлялась к полке. Брида вспомнила то,
что она подумала в лесу о людях, которые боятся необычного. И ей стало стыдно
за себя саму.
Уикка вернулась с книгой в руках.
– Катары, или Перфекты, были
священнослужителями церкви, созданной на юге Франции в конце 12 века. Они
верили в перевоплощение и в абсолютное Добро и Зло. Мир был поделен на
потерянных и избранных. Им неважно было обращать кого-то в веру.
