– Кошмар…
– Да, история, прямо скажем… Но это еще не все.
– Дайте отдышаться.
– Мы в самом начале пути. И привал неуместен, разве что на глоток коньяку.
– В таком случае – продолжайте.
– Как скажете. В таком случае по поводу самого пожара…
– Да-да…
– В полицейском управлении склонны считать это результатом прямого попадания молнии. То-есть несчастным случаем…
Петр Анатольевич сделал многозначительную паузу.
– Но это же бред, – воскликнула я.
– Верую, ибо нелепо, Екатерина Алексеевна. К тому же легче переложить ответственность на Илью Громовержца. И уголовного дела на него заводить не требуется, потому как к суду не привлечешь, да и разыскать было бы трудновато. А что вас удивляет? Ведь свидетельств поджога нет, почему бы не свалить на богов? Тем более, что и гроза в тот день была знатная.
– Но к тому времени она закончилась…
– Откуда вам это известно? Вы что – присутствовали при этом?
– Но вы же прекрасно понимаете…
– Я – да, а у полиции другие резоны.
Ну, вот как тут удержаться от комментария? Почти сто пятьдесят лет назад сказаны эти слова, а «резоны» – что у тех полицейских, что у наших сегодняшних – прежние. Не знаю, был ли в те времена процент раскрываемости, но судя по этим страницам – был. И так же неохотно бралась тогдашняя полиция за сложные дела, и так же стремилась списать их на стихийные бедствия, божественное вмешательство и трагическое стечение обстоятельств, иначе говоря – несчастные случаи.
Ничего не изменилось с тех пор в нашем «тридевятом царстве». И ведь еще недавно мы с гордостью за классиков произносили – «вечно живая комедия», «удивительно современное звучание», даже не задумываясь над тем, что это наша жизнь совершенно не меняется, и на диво всему цивилизованному миру – как проклинали российское бездорожье и беззаконие при царских режимах, так и продолжали его проклинать и при военных коммунизмах, и в советские и постсоветские времена. Потому как традиции для нас – это все, или иначе говоря – ничему научиться мы просто не в состоянии. Умные люди учатся на чужих ошибках, глупые – на своих, а дураки… Да вроде и не дураки, а жизнь, что ни говори, какая-то дурацкая…
Иначе чем же тогда объяснить не просто современное звучание последующих строк, а словно списаны они с нового российского кино с его пресловутой, но тем не менее злободневной чернухой:
– У меня такое ощущение – словно все это кем-то подстроено. Еще немного, и они придут к выводу, что и умер Константин от несчастного случая.
– Уже.
– Что уже?
– Уже есть такое мнение. И при отсутствии дополнительных улик, оно, скорее всего, восторжествует.
– Но это же не так!
– У вас есть доказательства?
– У меня – есть, – подавая Петру Анатольевичу полученное давеча письмо, ответила я.
– Вот как… – даже не распечатав того, и ни капли не удивившись, протянул он. – А я-то оставлял эту новость на сладкое. – И достал из внутреннего кармана еще одно письмо, точно такое же. – Ну-ка, ну-ка, сравним… С разницей в два слова.
Он протянул мне оба письма. Они действительно ничем друг от друга не отличались, кроме того, что в его «милостивая государыня» было заменено на «милостивый государь».
– Когда вы его получили?
– Не знаю.
– То есть?
– Оно лежало у меня на столе в редакции. И никто не видел, как оно туда попало. Во всяком случае, два часа назад я его уже прочитал.
– Значит ко мне он заглянул позже.
– Заглянул? – удивился Петр. – Вы хотите казать, что знакомы с автором?
– Не имела такой чести…
И я рассказала Петру историю появления у меня этого послания во всех подробностях, включая собственную ошибку с шалью.
– Но… зачем ему было так рисковать?
– Сама удивляюсь.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже, хотя и пыталась это сделать до вашего прихода.
И я показала ему свой список.
Петр пробежал его глазами и несколько раз иронически хмыкнул.
– Я бы не стал отказываться пока ни от одной из этих версий. Только пересмотрел бы их, с учетом наличия второго письма.
Этим мы и занялись. В результате чего пришли к одному единственному выводу: кого-то наше участие в этом деле не устраивает. И он попытался устранить нас, предупредив, что на этом не остановится.
– В определенном смысле, это даже благородно с его стороны, – подвел итог Петр Анатольевич.
– Что вы имеете в виду? – не поняла я.
– Предупредить о грозящей нам опасности – это ли не благородство?
– В таком случае разбойничья фраза «Кошелек или жизнь» – не менее благородна.
– Разумеется. Во всяком случае, у человека есть выбор. У нас в отличие от Булонского леса обычно сначала убивают, а потом выворачивают карманы.
– Я бы не стала его за это благодарить.
– А почему бы и нет?
– Вы, как обычно, склонны к парадоксам.
– Вовсе нет. Этот джентльмен предлагает нам сделку, не желая брать лишний грех на душу. А вот если мы откажемся от его предложения, уж тогда…
– Возьмет?
– Не сомневаюсь.
– Вы даже не пытаетесь меня успокоить.
– Вас, Екатерина Алексеевна? С каких это пор вы в этом нуждаетесь? Можно подумать, что вы настолько напуганы, что готовы отказаться от своих намерений. Или это действительно так?
Я только вздохнула в ответ на его лукавый вопрос.
– Ну вот, – рассмеялся Петр Анатольевич. – Поэтому и не собираюсь вам подслащивать пилюлю. У вас достаточно крепкий желудок, чтобы переварить и не такую новость.
– Бессердечный вы человек, как я погляжу.
– Просто неглупый, Екатерина Алексеевна, и неплохо вас знающий.
– И что же по вашему, знающий меня человек, я теперь попытаюсь сделать? – спросила я его.
– Думаю, попытаетесь узнать, кому помешал живой Лобанов?
– Вы действительно проникаете в мои мысли? – невольно удивилась я, поскольку попадание было что называется в яблочко.
– Я сам думаю об этом весь день, так что догадаться нетрудно.
– В таком случае – предлагаю объединить наши усилия. Поскольку нас уже и без того многое объединяет.
– Враги, во всяком случае, у нас точно общие, – согласился Петр, и мы с ним самым подробным образом обсудили все возможные варианты.
А так как поводом для убийства на нашей грешной земле обычно являются деньги, то для того, чтобы подтвердить этот тезис, нам потребовалось не так много времени.
