– О смерти всегда есть что рассказать, особенно о смерти молодого, совершенно здорового человека, который на днях должен был пойти под венец с одной из самых завидных невест нашего отмеченного Божьей благодатью городишки.
– Разве он собирался жениться? – не смогла я скрыть удивления, поскольку ничего подобного до той минуты не слышала. Хотя подобные события не проходят в городе незамеченными.
– Да-с, сударыня, – довольный произведенным эффектом, осклабился Петр. – Не желаете ли знать, кто была сия несчастная избранница?
– Будьте так любезны…
– Между прочим, если я не ошибаюсь, она приходится вам родней…
– Я вас умоляю, Петр Анатольевич, не испытывайте моего терпения, тем более, что я сегодня не склонна веселиться.
Моментально убрав с лица улыбку, Петр произнес уже совершенно другим, серьезным тоном:
– Мне и самому не по себе, Катенька. И то, что я ерничаю, так это скорее по привычке. Или, как это говорят, – смеюсь, чтобы не заплакать. Потому что с моим неотразимо мужественным лицом сие было бы не слишком уместно.
– Петр, вы неисправимы…
– Я серьезно. Мне нравился этот молодой человек. Хотя мы и не были с ним дружны.
– Так на ком же он собирался жениться? – начинала я терять терпение.
– Это довольно загадочная история. Константин жил довольно замкнуто, но даже для него подобная конспирация, я бы сказал, необычна. Другой бы в колокола звонил, ведь его невестой, если я не ошибаюсь…
– Вы не уверены?
– Почти… – с досадой произнес Петр. – Почти уверен, хотя полной уверенности у меня и нет.
– Итак…
– Судя по всему, он должен был пойти под венец с Вербицкой…
– С Ириной?
– Ну, не с Машей же, та еще в куклы играет.
– Но Ирине, насколько мне известно, тоже… едва ли не пятнадцать?
– Семнадцатый, – поправил меня Петр Анатольевич. Но такие невесты у нас не залеживаются.
Ирочка Вербицкая была действительно почти ребенком, очаровательным и шаловливым, я встречала ее на утренниках у знакомых и всегда любовалась ее точеной фигуркой и правильными чертами еще совершенно детского личика. Но я не видела ее года два, за это время она наверняка повзрослела. Ее семья считалась одной из самых состоятельных в Саратове, кроме того – у ее отца были потрясающие связи в Петербурге, а по слухам – он даже пользовался милостью императора. Впрочем последняя информация была не слишком достоверна.
– Как время-то бежит… – вздохнула я. – Стало быть, Ирочка повзрослела…
– И не просто повзрослела, а превратилась в настоящего лебедя, – с видом знатока закатил глаза Петр, – впрочем, гадким утенком, насколько я понимаю в домашней птице, она никогда и не была. А как она танцует! Если бы вы, Катенька не избегали светских развлечений, то вам бы не пришлось прибегать к моим услугам. Именно на балу я и узнал о готовящейся помолвке.
– Насколько я поняла, официально о ней объявлено не было?
– Да. Но у дряхлеющих светских львиц обостряется нюх на подобные вещи.
– Константин никогда не производил на меня впечатление скрытного человека, – размышляла я вслух. – Во всяком случае – в юности.
– Я же говорю, что тут какая-то загадка…
– И мнится мне, – закинула я удочку наудачу, – вам удалось ее разгадать?
– Увы, не удалось. Хотя честно признаюсь, что пытался кое-что пронюхать по этому поводу.
– И у вас нет никаких предположений?
– На сегодняшний день – ни одной.
– Это на вас не похоже. А на месте… преступления вы уже побывали?
– К сожалению, – вздохнул Петр Анатольевич, – меня туда не пустили. У нас, матушка, не Европа, и о свободе слова мы знаем лишь понаслышке. Так что корреспонденты у нас вынуждены добывать информацию окольными путями.
– В таком случае поделитесь своей «окольной» информацией.
Отчего он умер?
– Спросите о чем-нибудь полегче, – снова вздохнул он. – Полицейские эскулапы только разводят руками.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что они не смогли обнаружить на теле никаких признаков насильственной смерти.
– То есть они не считают это убийством?
– Я же говорю – они разводят руками. То есть вообще не понимают, почему он скончался. Судя по их словам, он умер за столом в своем кабинете. Я мечтаю умереть подобным образом…
– Что за мрачные мысли?
– Почему – мрачные? Все мы смертные, и если это произойдет лет эдак через… шестьдесят… – задумался он, после чего поправился, – нет, лучше через семьдесят.
Я не смогла сдержать улыбки. Петр обладал редким качеством: он никогда не терял присутствия духа, даже в самых печальных обстоятельствах. Этим качеством обладают мудрецы и дураки. Не знаю, как с мудростью, но дураком Петра Анатольевича не считали даже его завистники.
Петр явно чего-то не договаривал, и я не могла понять – почему. Мы с ним были старыми друзьями, и я привыкла к его откровенности.
– Но когда наступила смерть, вам хотя бы известно?
Петр уныло покачал головой из стороны в сторону:
– Сегодня утром, или вчера вечером…
– Еще немного, Петр Анатольевич, – сказала ему я, – и я в вас разочаруюсь. Или вы не хотите сказать мне всей правды, или…
– Как перед Богом, Катенька, но Всеволод Иванович, – он развел руками, – никого и близко к этому делу не подпускает.
– Всеволод Иванович – вы сказали? – обрадовалась я. – Так это ему поручили это дело?
Всеволод Иванович при жизни моего мужа был одним из его подчиненных. Он бывал у нас дома, и у меня были все основания считать его своим другом. Во всяком случае, я надеялась на это.
– А вы разве не слышали, – удивился Петр, – он теперь исполняет обязанности главного следователя.
– Вы же знаете, что я все лето провела в деревне…
– В полном соответствии с поговоркой о новой метле этот держиморда…
– Не желаю слышать гадостей про этого человека, – перебила я Петра Анатольевича. – Всеволод Иванович – чудесный человек, и я очень рада, что именно он получил эту должность. Александр был о нем очень хорошего мнения…
– Бог с вами, Катенька, у меня и в мыслях не было обижать этого действительно симпатичного человека… Тем более по сравнению с Алсуфьевым…
– Тут и сравнения быть не может.
Петр упомянул это имя не случайно. Господин Алсуфьев до недавнего времени занимал должность главного следователя полицейского управления, и не далее, чем год назад пытался обвинить меня в убийстве. И нам с Петром Анатольевичем в связи с этим некоторое время приходилось скрываться от полиции. Но это совершенно другая история. Алсуфьева уже больше года не было в живых, хотя еще долго он являлся мне в страшных снах. И останься он на этой должности, у меня бы не было никакой возможности что-то узнать. Другое дело – Всеволод Иванович…
