Со своей стороны могу свидетельствовать, что это действительно так, я не поленился и проверил. Перерыл кучу газет того времени, различных справочников и энциклопедий. Тетушка не обманула, все – от первой до последней буквы – в том, что вы прочтете сейчас – подлинные исторические факты. И я не нашел в них ни одной ошибки. Недаром она так подтрунивает над Дюма. Ничего не скажешь – имеет право.
Тем более, что с историей у того действительно порой сложные отношения.
Итак, Татаринова (Екатерина Филипповна, рожденная Буксгевден, 1783–1856) – основательница «духовного союза». Поселясь после смерти мужа в Петербурге и ища, как многие другие дамы того времени, царствия Божия, Татаринова вошла в близкие сношения с хлыстами и скопцами, бывала на их радениях и слушала их пророков.
В Петербурге она завязала связи с семейством Ненастьевых, бывших сначала хлыстами, потом скопцами, и усвоила у них обряд радения; самое скопчество казалось ей мерзким.
В 1817 году Татаринова решилась перейти из лютеранства в православие. С этого времени началась ее сектантская деятельность; она уверяла, что почувствовала в себе дар пророчества в самую минуту своего присоединения.
Первыми членами ее кружка были ее мать, брат – капитан Буксгевден, деверь Татаринов, надворный советник Мартын Пилецкий-Урбанович, человек весьма образованный, беззаветно преданный Татариновой, но странный чудак, академик и живописец Боровиковский и музыкант кадетского корпуса Никита Федоров (Никитушка), по своему пророческому дару игравший такую видную роль в секте, что она называлась иногда Никито-Татариновской.
Потом к ней постепенно примкнуло еще человек до 40 разного пола и состояния, между прочим генерал Е. Головин, князь Енгалычев, Лабзин и директор департамента народного просвещения, секретарь библейского комитета В. Попов, с тремя дочерьми, из которых одну он потом чуть не уморил побоями и домашней тюрьмой за ее отвращение от сектантских обрядов.
На собраниях у Татариновой бывал известный проповедник священник А. Малов и умилялся от ее песней и пророчеств. Посещали их сам министр духовных дел кн. Голицын, тоже веривший в прорицания пророков, и гофмейстер Кошелев.
Татаринова не приняла ни догматического, ни нравственного учения скопцов и хлыстов (об их христах-искупителях, о безбрачной жизни и прочее) и держалась, вероятно, обыкновенных мистических понятий, но почти целиком усвоила обрядность радений, как способ доходить до состояния мистического экстаза.
Тайну своей секты Татаринова основывала на смысле начальных стихов гл. XIV первого послания к Коринфянам о даре пророчества. Собрания ее открывались обыкновенно чтением священных книг; потом пелись разные песни, положенные большей частью на простонародные напевы главным установщиком Никитушкой (в том числе песни хлыстовские: «Царство ты, царство», «Дай нам, Господи, Иисуса Христа» и другие) и некоторые церковные («Спаси, Господи, люди Твоя»); затем начиналось радение или кружение, производившееся, как у скопцов, в особых костюмах, и кончавшееся тем, что на кого-нибудь из кружившихся «накатывал» Дух святой, и он начинал пророчествовать.
Чаще всех пророчествовали сама Татаринова, Никитушка и некая Лукерья. Пророчества эти, произносившиеся необыкновенно быстро и состоявшие из разных бессвязных речей, под склад народных прибауток, с рифмами, относились частью к ближайшей судьбе всего круга, частью к судьбе отдельных его членов.
Кружение, «святое плясание, движение в некоем как бы духовном вальсе» и пророчества составляли самую заметную для всех особенность секты и были причиной того, что членов ее называли русскими квакерами.
Кроме музыки, секте служили и другие искусства: живопись – в украшавших ее молельную картинах Боровиковского, хореографическое искусство – в радельных плясках, которые сектанты сравнивали с танцем Давида пред ковчегом.
Собрания в квартире Татаринова (в Михайловском дворце) продолжались свободно и даже далеко не секретно почти до 1822 года, когда в этом дворце было помещено инженерное училище и в то же время запрещены тайные общества.
О собраниях знали императрица Елизавета Алексеевна, благоволившая к Татариновой, и сам государь, давший однажды Татариновой аудиенцию и долго с нею беседовавший. Никитушка тоже был ему представлен и получил чин 14 класса.
В письме к гофмейстеру Кошелеву император Александр говорил, что сердце его «пламенеет любовию к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе госпожи Татариновой в Михайловском замке».
В 1818 году тайный советник Милорадович был сильно обеспокоен тем, что в общество Татариновой был вовлечен сын его, гвардейский офицер; государь успокоил его письмом, в котором писал: «Я старался проникнуть его связи и по достоверным сведениям (вероятно от Голицына) нашел, что тут ничего такого нет, что бы отводило от религии; напротив, он сделался еще более привязанным к церкви и исправным в своей должности, посему заключаю, что связи его не могут быть вредны».
С выездом из Михайловского замка Татаринова не прекратила своих собраний и устраивала их на своей квартире, а в 1825 году, с ближайшими своими последователями – братом, Пилецким, Федоровым, Поповым и некоторыми другими – из опасения пред полицией, преследовавшей собрания тайных обществ, выселилась за город и недалеко от Московской заставы основала нечто в роде сектантской колонии, где радения ее совершались целых 12 лет.
В 1837 году, по распоряжению правительства, колония эта была закрыта и все члены кружка, до решения дальнейшей их участи, арестованы в своих комнатах. Секретный раскольничий комитет, в который было передано дело Татариновой, нашел, что она и ее последователи составили тайный союз и установили свой образ моления, соединенный с страстными и неприличными обрядами, противными как правилам и духу православной церкви, так и государственным узаконениям.
На этом основании дальнейшее существование столь вредного общества должно быть прекращено; главных сектантов комитет полагал разослать по монастырям, а остальных отдать под надзор полиции.
Это мнение комитета было утверждено императором Николаем I.
Т. была послана под строгий надзор в кашинский Сретенский женский монастырь, где пробыла 10 лет. Несогласие Татариновой признать прежние свои «религиозные занятия» заблуждением было причиной того, что прошение ее родственника М. Татаринова на имя генерал – адъютанта А.Х. Бенкендорфа об исходатайствовании Высочайшего соизволения на освобождение ее из монастыря и ее собственные неоднократные прошения о том же оставляемы были без внимания.
Сам Государь приказал объявить Татариновой, что освобождение ее может последовать только в том случае, «если она отвергнет прежние свои заблуждения, на коих основана была секта ее», Татаринова же отказывалась признать свою секту заблуждением потому, что учение ее привело к покаянию и послужило к утверждению в вере в Иисуса Христа. Она говорила, что в первобытной церкви всегда были особые общества, но не допускались гласно, по той причине, что не все «могут сие вместить», и это послужило бы соблазном для многих.
