Хотя я допускал и другую возможность, объясняя свое спасение тем, что Родион Михайлович убивать меня и не собирался, а просто хотел припугнуть и вывести на время из строя, чтобы убрать улики. В том, что он уже некоторое время присутствовал в имении, я не сомневался.
Во-первых, слишком уж много в имении развелось привидений.
Во-вторых, его кабинет оказался незапертым. Когда я осмелился его осмотреть, все выглядело так, словно хозяин отлучился буквально на минутку. Об этом свидетельствовали и кредитные билеты Английского банка, за которыми, по всей видимости, Радевич и вернулся. Это их я обнаружил у него на столе, из чего и заключил, что большую часть наполеоновской казны он вложил в лондонский банк. Другую часть господин Радевич собирался забрать из имения, а третья была спрятана в том месте, которое было отмечено на карте жирным крестом.
Но пока, к сожалению, это были только мои догадки, раздобыть доказательств мне так и не удалось.
Ход моих размышлений прервался новым приступом кашля, горлом у меня хлынула кровь, и я снова лишился сознания, успев-таки порадоваться перед тем, что меня в таком состоянии не видит Мира.
В этот раз никакие ужасы мне не привиделись, и я очнулся стараниями колдовавшего надо мной немолодого доктора.
— Так-с, ну и напугали вы нас, батенька, — ласково улыбнулся он, обнажив неровные зубы.
— Не то слово! — поддакнул Демьян Ермолаевич, не отходивший от меня ни на долю секунды. Я все больше проникался уверенностью, что именно он и был тем самым фантомом с лопатой. А накануне Демьян Ермолаевич оставил меня в одиночестве только потому, что Радевич сам бы не справился с бочонками.
— Как вас зовут? — обратился я к доктору, предварительно его поблагодарив.
— Василий Владимирович, — сообщил он мне, поднося к моему рту стакан, доверху наполненный водкой. — Пейте, -велел доктор. — Вы умеете терпеть боль?
Я кивнул, предчувствуя неприятности. Меня знобило, бросая то в жар, то в холод. Но явно не от страха, а от того, что у меня начиналась горячка.
— Рана у вас воспалилась, молодой человек, — объяснял доктор с видом знатока. — Так что рано вам меня еще благодарить-то!
Он взял со стола инструменты и бутыль со спиртом.
— Я собираюсь пулю извлечь, — сообщил мне доктор. -Так что держитесь. И как вас угораздило так неосторожно в себя выстрелить? Что за манера носить с собой дуэльные пистолеты?! — Василий Владимирович пожал плечами.
«Ах, вот оно что! — подумал я. — Так, значит, это я сам в себя выстрелил! Хорошо хоть, что растолковали неразумному!»
Я принял из его рук стакан и залпом выпил жгучий напиток. Откровенно признаюсь, до водки я никогда охотником не был! У меня снова открылся такой кашель, что, я едва не задохнулся под скептическим взглядом доктора.
Он выплеснул мне на рану спирт, и я не смог удержаться от крика. Проваливаясь в туман, я успел заметить, как Варвара Николаевна вздрогнула и заплакала. Я догадывался, что столько корпии для меня нащипала именно она. Что и говорить, жалостливая натура!
Над полем боя клубится дым от взрывов, не продохнуть. Трупы кругом, раненые стонут, и я пытаюсь ползти, напоминая себе беспомощного младенца. Голова разрывается на части, будто в нее ядром попали. А может, и попали? Кровь-то почему по лицу стекает? Когда я прикоснулся к ране на затылке, мне показалось, что сквозь истерзанную плоть можно и до мозга дтронуться, однако ясно было, что кости черепа целы. Не зря же я с полковым врачом дружбу водил, поднатаскался немного в медицине. И где ты теперь мой милй доктор Алексей Лунев? Только и остается без тебя погибать! Вряд ли сумею доползти до лазарета. А жить-то хочется, несмотря на то, что масон. Вон небо-то какое раскинулось! Синее-синее, как море. Никогда больше Мире с ним мои глаза не сравнивать!
И тут вдруг показались на горизонте два всадника в военной форме.
Один Лешкиным голосом кричит:
— Яшка, не умирай! Я тебе еще пригожусь! В Петербурге-то дела остались. Ты-то ведь не под Лейпцигом!
Я очнулся, Василий Владимирович вытирал окровавленные руки о фартук.
— Так-с, молодцом! — проговорил он, закуривая сигару. — Слабость, — сказал он в свое оправдание и вышел в коридор. Я не удивился, что мне Лунев привиделся, наверняка бы мой старый друг справился с моей раной лучше. Однако я не любил быть неблагодарным. Справедливости ради, надо было отметить, что доктор сделал все вполне нормально.
Варвара Николаевна сжала мне руку:
— Ну, слава Богу! — она вытерла заплаканные глаза.
— Мы так переволновались, — подхватил управляющий.
«Однако по виду не скажешь! — заметил я мысленно. -Хотя… Как посмотреть, если мои выводы верны, то эта компания не так уж и заинтересована в моей смерти. Так что Кинрю мог особенно и не опасаться!»
Вернулся доктор и обратился ко мне с настоящей речью:
— Пулю я вам, милейший, удалил, рану почистил, дренаж поставил, перевязку сделал. Все как надо! Не подкопаешься! Теперь, Яков Андрееевич, дело за вами! С оружием, особливо огнестрельным, не шутите, берегите здоровьице. Иначе за последствия я не ручаюсь! — доктор развел руками.
Когда Василий Владимирович покинул имение, и я услышал, как от усадьбы отъехал его обшарпанный экипаж, я попросил Демьяна Ермолаевича принести мне бочонок, который я обнаружил в сарае, сыграв таким образом ва-банк, пожертвовав почти всем, открывая карты.
— Какие еще бочонки? — замахал он руками. — Пригрезилось вам все это, Яков Андреевич! Бред горячечный — дело нешуточное! То-то вы все выведываете да вынюхиваете. Я это за вами давно заметил! Про казну наполеоновскую все выспрашивате. Клад, что ли, отыскать хотите?! Вы за этим, наверное, к нам пожаловали! — управляющий сощурил глаза, от чего они не перестали казаться рыбьими.
— Ошибаетесь, — Демьян Ермолаевич, — улыбнулся я. -Врожденная любознательность покоя не дает. Да и за друга, за Родиона Михайловича обидно. Что-то странное творится в поместье в его отсутствие!
— Мерещится вам все! — махнул рукой Демьян Ермолаевич.
Варя открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала, ее светлые глаза погрустнели.
— Да ладно, — вдруг согласился Демьян Ермолаевич. -Схожу проверю, что там, в сарае делается.
— Загляните заодно в заброшенную усадьбу, — посоветовал я. — Ходят слухи, что по ночам там в окнах свет зажигается. Да я и сам видел, потому и проверять пошел, как бы здесь приют не нашли какие злые бродяги. Потому-то в меня и выстрелили, то есть, mille pardons, я сам в себя выстрелил. Верно, каторжник какой-то, — добавил я.
— Нет здесь никаких каторжников! — возмутился Демьян Ермолаевич. — Сами, как есть сами, — заверил он меня. -Чего в горячке-то не привидится!
Я спорить не стал, в любом случае управляющий давно уже меня раскусил, да и Радевич видел во мне, скорее всего, не приятеля, а конкурента в лучшем случае, а то и полицейского агента.
