— Молчу, — согласился японец и продолжил свое занятие.
Спустя полчаса я отправился к Анне, остановив извозчика, потому как мой собственный экипаж требовал починки, а новую карету, которую я заказал во французской мастерской, мне до сих пор еще не доставили. Пистолеты на этот раз я с собою не прихватил.
Анну Александровну Аксакову я застал взволнованной, как никогда. От моих глаз не скрылось, что ночь она провела в слезах и раздумьях. Однако я обратил внимание, что треволнения этой барышне к лицу.
Муслиновое короткое платье цвета зеленого яблока удивительно шло к ее замечательным глазам.
Она пригласила меня в библиотеку, где на полках, встроенных в стены, хранились дорогие редчайшие фолианты.
— Вы прочли мое письмо? — поинтересовалась она дрожащим голосом. Я понял, что она стыдилась того, что так поздно вспомнила о пропаже адресованного мне послания.
— Прочел, — сказал я в ответ.
— Вы считаете меня чудовищем? — спросила Анна.
— Нет, — произнес я задумчиво. — Вы просто обычная женщина, которая, как и все, мечтает о счастье.
— Вы разочаровались в женщинах? — догадалась Анна.
Я ничего не ответил, давая ей возможность самой поразмышлять над этим вопросом.
Внезапно дверь с шумом отварилась, и в библиотеку во всю прыть влетела крупная пожилая женщина в малиновой робе из лионского шелка.
— Что здесь делает этот господин? — завопила она.
— Тетушка, что с вами? — изумилась Анна. — На вас лица нет!
Судя по ее внешности, я заключил, что вижу перед собой тетю Пульхерию.
— Я повторяю, — воскликнула она. — Что здесь делает этот господин? Кто он?
— Позвольте представиться, — я наконец обрел дар речи после столь бурного и неожиданного натиска. — Яков Андреевич Кольцов.
— Я пригласила его к нам в дом, — сказала Анна, ее щеки порозовели от смущения. — Тетя Пульхерия, горничную позвать?
Тетушка протестующе замотала седыми буклями.
— Она бы вам воды принесла, — жалостливо сказала племянница.
Я подумал, что теперь только не хватает тетушки Авроры. О ней я был наслышан достаточно.
— Не надо мне никакой воды, — разозлилась тетя. — Ни дом, а проходной двор, — продолжала возмущаться она.
— Тетя! — обратилась к ней Анна. — У меня взломали шкатулку и украли письмо! Оставьте же нас, наконец, одних! — взмолилась она.
Пульхерия Вениаминовна изменилась в лице, ее маленькие накрашенные глазки забегали под выгнутыми бровями, кровь прилила к щекам.
— Вы все только смерти моей и дожидаетесь, — прошипела она, всхлипнула и выбежала из библиотеки, с грохотом захлопнув за собой дверь.
— И так целыми днями, — устало промолвила Анна Александровна.
— Что с ней происходит? — осведомился я, ее поведение показалось мне подозрительным.
— Нервы, — махнула рукой Аксакова. — Я вам открою по секрету, за ней тут один чиновник немолодой ухаживал, ну, вот она и возомнила незнамо что, а он возьми да и исчезни в неизвестном ей направлении, вот она и беснуется.
— Покажите мне шкатулку, — велел я Анне. Она послушалась и открыла секретер, достала из ящика небольшой ларец розового дерева изящной работы. Я осмотрел его, замок оказался сломанным. Впрочем, я и раньше встречал такие «запоры». Подобный замок нетрудно было взломать и шпилькой.
— Вот, — сказала она, разведя руками.
— И давно вы это обнаружили?
— Только вчера, после нашего разговора, — ответила Анна Александровна и повернулась к окну. Брильянтовые серьги в ее ушах со звоном качнулись.
Тогда я подумал, что письмо могло быть украдено довольно давно. Кто мог это сделать? Я полагал, что, вернее всего, кто-нибудь из домашних. Очень уж странно вела себя тетушка Пульхерия Вениаминовна. И что там у нее, любопытно, за ухажер? Не по его ли нижайшей просьбе тетушка взломала замочек? Ключик-то от секретера и у нее имелся! Я решил, что об этом еще стоит поразмышлять.
— Я не придавала значения тому, о чем говорил Виталий, — сказала Аксакова. — Я была сильно рассержена, зла на него. А он все твердил о какой-то опасности, говорил, что речь идет о жизни и смерти, об Ордене. Я так сожалею теперь, что мало прислушивалась к его словам!
— Не терзайте себя, — произнес я как можно мягче. — Его все равно не вернешь.
— Но письмо! — воскликнула Анна. — Если его убили…
— Письмо я постараюсь найти, — пообещал я ей.
— Он просил передать его вам в случае непредвиденных обстоятельств и что-то все время повторял по-французски.
— Что именно? Попытайтесь вспомнить, — попросил я ее. — Это может быть важно!
— Как же это? — Анна нахмурилась и поднесла ко лбу свою тонкую руку. — Ах, да, вспомнила! — обрадовалась она. — Он все время повторял: «Mais que diable allait il faire dans cette galere?»
— И зачем только черт дернул меня ввязаться в это дело? — удивился я.
Анна Александровна подтвердила.
Я поблагодарил ее за ценную информацию и вышел из дома. Но нанимать извозчика я не торопился, заключив, что если мои предположения верны, то на улице вот-вот должна была появиться тетя Пульхерия, для того чтобы предупредить своего воздыхателя, что ее преступление раскрылось.
Тетка не заставила себя ждать. Из родных пенат она вы— бежала, набросив легкий салоп, так как погода снова испорти— лась, и ветер, пробирающий до костей, нагнал огромную свин— цовую тучу, грозившую разразиться ливнем.
Притаившись за деревом, я наблюдал, как Пульхерия без труда поймала извозчика. Следом за ней я проделал тоже самое и велел вознице следовать за ее экипажем.
— Если успеешь, плачу в три раза больше, — пообещал я автомедонту, и он, как мог, погнал лошадей.
IV
Тетушка, судя по всему, преследования не заметила, до такой степени пребывала она в нервическом перевозбуждении. С Сергиевской экипаж ее свернул на окраины города, и мой кучер последовал за ней почти что не отставая. Среди пешеходов все реже стали встречаться блестящие военные, изящно одетые барышни и модные господа, все больше стало попадаться простого народа да отставных солдат.
Мы долго попетляли по Петербургу и в итоге свернули в Щербаков переулок. Карета Пульхерии остановилась у небольшого двухэтажного домика, где, как я понял, сдавались в наем квартиры.
Извозчику я велел лошадку попридержать и остановиться напротив, будто бы у подъезда одного из мещанских особняков, выбрав для себя превосходный наблюдательный пункт.
Тетя Пульхерия с огромным трудом, но все-таки выбралась из коляски, изрядно попутавшись в своих темно-малиновых юбках, маячивших ярким пятном на фоне пасмурного пейзажа. Наконец, она позвонила в дверь, и ее пропустил сомнительного вида привратник в чуйке.
