— Катюша! — Мира заплакала. — По-моему, она при смерти.
— Глупая, — попытался я улыбнуться. — Ну с чего ты это взяла? — Однако я был уверен, что индианка права, и Черный человек добрался-таки до своей новой жертвы.
Мира, словно облаком, была окутана шелковым белым сари. В руках она держала древнюю книгу. Это были четыре тома Вед — гимнов, жертв и магических заклинаний, сложившихся в Индии в первом тысячелетии до нашей эры.
— Это не беременность, — горько сказала Мира. — Я пробовала молиться, — индианка кивнула на фолиант у себя в руках. — Но ничего не помогает. Катя обречена, — промолвила она еле слышно.
— Нижи-митама, — проговорил Кинрю. Я сначала не понял, что он хотел сказать, но догадался чуть позже. Белый цвет в синтоистской школе символизировал скорое продвижение вперед. И Мира, сама того не осознавая, почувствовала, что гибель девушки знаменует собой новый этап в этой некрасивой истории.
— Где она? — осведомился я у Саши, которая незаметно вошла в прихожую.
— В спальне, на втором этаже, — ответила горничная. — Ей выделили отдельную комнату, — всхлипывая проговорила она.
— Я хочу с ней поговорить, — обратился я к Мире. — Очень тебя прошу, проводи меня к ней как можно скорее.
— Обещайте не утомлять ее, — попросила Мира. — Это для нее смерти подобно.
— Даю тебе ma parole d' honneur, — ответил я. — Что с ней произошло?
— Я не знаю, — развела индианка руками. — Но, по-моему, это из-за конфет, — сказала она.
— Каких еще конфет? — я смутно помнил разговор накануне отъезда. — Так это — ее поклонник?
— Я не уверена, — устало сказала Мира. — Но карты говорят, что он дьявол, — возбужденно добавила она. Ее волосы, не убранные в прическу, растрепались, глаза загорелись недобрым блеском. Я невольно сравнил ее с ведьмой из сказки.
— Это сказано слишком громко, — усмехнулся Кинрю.
— Возможно, — моя индианка не стала возражать.
Все вчетвером мы поднялись по лестнице в комнату горничной. В ней царил полумрак, шторы на окнах были завешаны. Теплилась лишь одна свеча, и та — перед образами. На шелковом белье в огромной постели под пологом угасала несчастная девушка в измятой рубашке. В медном тазу у кровати алела кровь.
Я деловито осведомился:
— За доктором-то послали?
Саша, высокая девушка с длинной толстой косой цвета спелой ржи, сказала:
— А как же?
— Когда? — Я осведомился у Миры.
— Утром еще, — вздохнула она. — Я отправила человека за Луневым. С минуты на минуту ждем, — добавила она.
Я только удивлялся ее великодушию и удивительной прозорливости. Кому как не мне было знать, что они с Алешкой практически не выносили друг друга. Однако она ценила его талант целителя и пригласила его, не посчитавшись с собственными чувствами. В моей индианке совсем не было эгоизма.
«Редкое качество в наши дни!» — отметил я про себя.
Катеньке опять стало хуже, она приоткрыла слезящиеся глаза и приподнялась на постели. Ее вырвало кровью, она вскрикнула и упала на кровать.
— Бедная моя, — прошептала Мира и обтерла ей лоб прохладным намоченным полотенцем.
Волосы Катюши, словно прелая солома, разметались по подушке, вокруг глаз появились темные глубокие круги, и все нежные черты ее заострились.
— За священником бы послать, — сказала Саша.
Я кивнул, и она ушла передать распоряжение кому-нибудь из людской.
— Как долго это продолжается? — поинтересовался я.
— Да недели три уже, — виновато сказала Мира. Она корила себя за то, что вовремя не придала значения первым симптомам. — Я думала, что девушка скоро станет матерью, — объяснила она. — Мне казалось бестактным расспрашивать ее об этом.
— А где конфеты? — осведомился я.
— В секретере, на нижней полочке, — сказала Мира.
Я подошел к нему и нашел в указанном месте почти что пустую бонбоньерку.
— Я умираю, Яков Андреевич? — подала голос еле живая Катюша. Я и не представлял, что она все еще была в сознании. Дышала Катюша тяжело, словно только что проделала тяжелую физическую работу.
— Что ты такое себе вообразила? — я заставил себя улыбнуться и подошел к постели, сжимая в руках красивую коробку из-под конфет. — Конечно, нет! — солгал я как можно правдоподобнее. — Скоро приедет доктор, — добавил я. — И все наладится, — я взял ее влажную, горячую руку в свою ладонь, девушку бил озноб, и она корчилась от боли. — Ты поправишься, — сказал я ей искусственно бодрым голосом. Она мне, разумеется, не поверила.
— Вы такой добрый, — прошептала Катюша. — Позаботьтесь о Мире, — попросила умирающая. — Она вас так любит.
Я кивнул ей в ответ, и она мне улыбнулась вымученной улыбкой. Индианка сделала вид, что не расслышала ее слов.
— Ты мне лучше скажи, кто тебе это лакомство приподнес? — поинтересовался я у нее. — Не твой ли поклонник?
Лицо Катюши сделалось совсем серым, она сглотнула ком в горле и произнесла с горечью:
— Он, а кто же еще?
— Ты чем-то могла ему навредить? — поинтересовался я, рассматривая коробку, на дне которой остались лежать две нетронутые конфеты. Я мысленно гадал, чем они были начинены. У меня появилось подозрение, что девушку отравили мышьяком.
— Не знаю, — прошептала она и снова со стоном откинулась на подушки. Я понимал, что ей делается все хуже.
— Куда же запропастился Лунев? — воскликнул я. Мира бросила на меня печальный взгляд, который говорил, что все мои надежды напрасны.
— Как его зовут? — я снова обратился к больной.
— Кондратий Артемьевич, — сказала она.
«Так кто же: Кондратий, Данила или Созон?» — пульсировало в моем мозгу.
Кому-то, Матвею, Ивану или Катеньке, предатель вымышленным именем отрекомендовался!
— Расскажи мне, пожалуйста, как ты со своим милым другом познакомилась, — мягко попросил я Катюшу.
— Случайно, — сказала девушка. — В парке.
В чем-в чем, а в случайности этой встречи я был абсолютно не уверен.
— Он часто расспрашивал обо мне?
Катюша задумалась, а потом ответила:
— Пожалуй что да! Неужели? Так вы считаете, что это он меня?.. Не может быть!
Я сделал вид, что не расслышал ее вопроса, и снова начал ее расспрашивать:
— Был ли у него на шее шрам от петли?
— Был, — сказала Катюша. — Он говорил, что его однажды пытались убить и ограбить.
— Любопытно, — заметил я. — В его поведении ты не заметила ничего странного?
