С огромным нетерпением жду нашей встречи!
Всегда преданная Вам, Лидия.
P.S При первой же возможности буду в Елагино!»
— Ну и послание! — воскликнул я, и передал его Кинрю.
Письмо Полянской меня и в самом деле ошеломило! Я решил, что мне немедленно необходимо встретиться с камер-юнкером Скворцовым, о котором говорил господин в пенсне и узнать, наконец, имя казнокрада. В крайнем случае я должен был переговорить с самим Аристархом Пахомовичем, если мне так и не удастся разыскать царедворца. Даже если все мои догадки и неверны, я в любом случае должен был все это проверить. Но что-то подсказывало мне, что я абсолютно прав и ни в чем не ошибаюсь.
Далее мне необходимо было подробнее разузнать о реликвии. То, что я оставался несведущ в этом вопросе, больно меня задело. Я заключил, что Кутузов так и не доверяет мне до конца, раз он ни словом не обмолвился о столь важном договоре для ложи. Хотя… Не всех ведь посвящали в эти вопросы. А Иван Сергеевич мог и не догадываться, что договор с палестинскими Иоаннитами напрямую связан с исчезнувшей баварской перепиской и гибелью ученика. Так или иначе, я должен был расспросить об этом Кутузова.
Но самая большая трудность заключалась в том, как мне попасть в Елагино. Я подозревал, что письма находятся именно там. При всем при этом у меня оставалось очень мало времени. Если Полянская на днях будет представлена ко двору, то следом за этим она немедленно уедет к Анатолию Дмитриевичу за компрометирующими бумагами. Я должен был найти способ отправиться вместе с нею.
— Очень интересно, — сказал Кинрю, возвращая мне тем— но-серый конверт с письмом. — И что же вы собираетесь де— лать?
— Во-первых, вернуть на место это послание, — сказал я и передал пакет обратно японцу.
— Понятно, — коротко ответил Кинрю.
— Но, если ты считаешь это дело невыполнимым…
Золотой дракон усмехнулся:
— Для меня ничего не бывает невыполнимого, — он взял у меня письмо и спросил:
— Вы со мной?
— Разумеется!
И вот я в третий раз повторил весь свой путь к домику Полянской. Вновь я спрятался под яблоней, а Кинрю чуть приоткрыл незапертые ставни и проверил, пуста ли комната. Нам повезло, исчезновения письма так никто и не обнаружил. Лидия Львовна и ее рыцарь по-прежнему не возвращались.
Юркий Кинрю проник в будуар графини, вынул конверт из-за пазухи и определил его на прежнее место. Не медля ни минуты, он стал выбираться обратно, но порыв ветра со звоном захлопнул оконное стекло. Японец спрыгнул на землю и спрятался у стены.
В комнату вбежала встревоженная графиня Полянская. Она распахнула окно и заметила меня, как раз в тот момент, когда я покинул свое прикрытие.
— Что вы тут делаете? — взволнованно воскликнула Лидия Львовна, волна ее белокурых волос рассыпались кольцами по спине.
— Страдаю, — ответил я, собрав все свое самообладание.
— Но вы не похожи на грабителя, — уже немного тише заметила графиня, по всей видимости, разглядев, что ее послание на месте. — Что вы этим хотите сказать?
— В этот двор меня привела любовь к вам, — ответил я, разыгрывая из себя ее пылкого поклонника. Говоря откровенно, я и в самом деле что-то испытывал к этой женщине, по крайней мере, она возбуждала во мне жгучий интерес к своей персоне.
— Вы шпионили за мной?! — предположила она, презрительно сощурив свои глаза, которые я называл русалочьими.
— Неужели, Лидия Львовна, вы меня не слышите? — продолжал я разыгрывать перед графиней муки неразделенной страсти.
— Я прекрасно вас слышу, Яков Андреевич, — произнесла она задумчиво. — Только вот никак не пойму, как вы сумели ставни открыть, их же Семен на ключ запирал.
— Не знаю, — я пожал плечами. — Замок-то висел, но ставни были незаперты, — добавил я. — Пьяный он, наверное, Семен-то ваш!
— Возможно, — сказала графиня. — Он у меня еще свое получит! Но я не понимаю, как вы-то могли отважиться на такое! — возмущалась Полянская. — Следить за женщиной, я о таком и подумать не могла!
— Казните, — печально промолвил я, склоняя голову. — Сердцу ведь не прикажешь, а вы отвергли меня на рауте. Ну, вот я и решился узнать, где вы живете.
— Я храню это место в тайне, — сказала Лидия.
— И в чем же причина подобной осторожности? — осведомился я.
— Я не могу вам об этом рассказать, — таинственно промолвила графиня. — Тем более сейчас, — она прислушалась. — Tais toi!.. Кто-то идет! Allez! — Полянская замахала руками. — Уходите отсюда!
— Я не уйду, — продолжал я настаивать. — Пока мы не определимся со встречей!
— Вы невыносимы, — ласково сказала она, и прозвучало это в ее елейных устах как комплимент. Я понял, что графиня наконец-то сменила гнев на милость.
— Тому виною мои чувства к вам, — заверил я Полянскую.
— Но я предупреждаю вас, что не в моих силах ответить вам взаимностью, — сказала она.
— Я молю вас только о встрече!
— Завтра в шесть часов, — промолвила графиня. — В кофейне на Садовой, — добавила она. — Недалеко от Гостиного двора. Знаете?
Я кивнул и прошептал:
— Вы вселили в мое сердце надежду!
— Прощайте! — сказала Полянская и закрыла окно. Я прикрыл его ставнями с другой стороны.
— Ну и ну! — промолвил Кинрю, и мы с ним поспешили в оставленную без присмотра карету.
Домой я вернулся глубоко за полночь, но в гостиной меня встретила Мира. Индианка все еще не спала.
— Как прошел вечер? — спросила она спокойно, но голос ее по-прежнему дрожал. Катюша была для нее почти что членом семьи, сестрой и подругой.
— Неплохо ответил я. — Мне удалось разузнать много всего интересного, не без помощи Кинрю, конечно. Однако загадок пока еще хватает.
— Я так и думала, — сказала Мира в ответ и бросила на меня обеспокоенный взгляд черных заплаканных глаз. Выглядела она ужасно, в траурном муаровом платье с разводами, которое переливалось при свете светильника, с фиолетовыми кругами под глазами, от чего ее взгляд казался еще более глубоким и темным, с неуложенными в прическу блестящими волосами.
— Не стоит терзать себя, — сказал я Мире в ответ. — Девушку все равно уже не вернешь.
— Но могут быть новые жертвы, — ответила индианка. — Убийцу-то все еще не нашли, — глухо проговорила она и заложила руки за спину. Потом моя Мира присела на оттоманку и откинулась на подушки.
Я обнял ее за плечи и сказал:
— Я обещаю, что найду его со дня на день.
— Хочется верить, — сказала индианка. — Но я переживаю за вас.
