— Разумеется, известно, — согласился я с господином Шварцем.
— Тогда вы должны понимать всю важность этих переговоров, учитывая наше соперничество с Госпитальерами, — добавил он.
— Неужели в собственность Ордена должен перейти сам Ковчег? — удивился я. — Мне показалось, что речь идет о каком-то золотом херувиме.
— Совершенно верно, — согласился Борис Георгиевич. — Он располагался на золотой крыше Ковчега.
— Что еще вам известно об этой реликвии? — требовательно осведомился я у него.
— Да, в общем-то, ничего, — развел он руками. — Кстати, мы можем пригласить Давыда Измайловича, он, между прочим, осведомлен о всяких редкостях не хуже нас с вами, а то и получше!
Я искренне изумился:
— Давыда Измайловича? Он-то какое имеет к этому всему отношение?
— Я повторяю, Давыд Измайлович — антиквар, — ответил Шварц. — К тому же он масон, хотя и не относится к нашему Ордену. Кстати, его отцу было пожаловано дворянство. По-моему, он посвящен в одну из канонических Иоанновских степеней.
— И вы считаете, что он достоин доверия? — спросил я с сомнением. Однако мне было известно, что в начале нашего века состав масонских лож стал намного демократичнее.
— Несомненно, — ответил Шварц. — До определенной степени, разумеется, — оговорился он. — Совсем не обязательно посвящать его во все перипетии происходящего, но я полагаю, что о Ковчеге Иеговы он мог бы поведать вам много интересного.
— Тогда я хотел бы познакомиться с ним поближе, — обрадованно ответил я.
Борис Георгиевич потянулся к бисерному шнуру сонетки. Спустя несколько секунд в массивную дверь приемной проскользнул строго вышколенный лакей.
— Чего изволите? — с важным видом осведомился он.
— Ну-ка, голубчик! — воскликнул Шварц. — Зови-ка нашего гостя!
Голубчик, нисколько не раздумывая, бросился выполнять барское распоряжение.
Я и глазом не успел моргнуть, как в приемную Шварца вернулся Давыд Измайлович.
— Чем могу помочь? — полюбопытствовал он.
— Да вот, Яков Андреевич интересуется одной реликвией, — сообщил Борис Георгиевич. — И я предложил ему обратиться к вам. — Ну что ж, — причмокнул антиквар, потирая руки. — Как говорится, чем могу…
— Что вам известно о так называемом Ковчеге Завета? — осведомился я.
Давыд Измайлович задумался, глазки его оживленно блестнули, и он заговорил:
— В общем, не очень много.
— А вы не могли бы выражаться яснее? — нетерпеливо попросил я его.
— Ну, — начал Давыд Измайлович. — Начнем с самого простого. Вы, по всей видимости, знаете, — он лукаво заулыбался, судя по всему, намекая мне на мое невежество, недопустимое для масона. Я заметил, что Давыд Измайлович сразу определил, что принадлежим мы с ним к одному и тому же братству. — Что ковчегом называют иначе ларец или сосуд для хранения ценных предметов. К примеру, в церкви — также для предметов, относящихся к таинству причастия.
— Допустим, — ответил я, с плохо скрываемой неприязнью.
— Так вот, — продолжал антиквар. — Ковчег представляет собой материализацию божественных замыслов Иеговы, зреющих в сердце Творца еще до сотворения мира.
— Вы имеете в виду… — догадался я.
— Вот именно! — обрадовался Давыд Измайлович. — Вечный замысел Бога — явление Спасителя! Иначе он рассматривается как земная обитель Всевышнего. Его почитали за Святую Святых, центр Иерусалима и центр вселенной.
— А что вам известно о херувиме? — поинтересовался я.
Антиквар задумался:
— Ну-ка, дайте припомнить, — он прикусил губу. — Ну, конечно же! — оживился Давыд Измайлович. — Сам Ковчег представляет из себя позолоченный ящик, сколоченный из древесины акации. По преданию, он имеет над собой золотую крышу, на которой и располагаются два херувима из чистого золота, олицетворяющих собой всемогущество Яхве и божественную всепрощающую любовь. Сама же крыша воплощает Его справедливость, — добавил антиквар.
— По-моему, ответ исчерпывающий, — высказал свое мнение хранитель хоругви. — Надеюсь, что это поможет вам, Яков Андреевич, в вашем расследовании!
— Я тоже на это надеюсь, — ответил я, встал с кресла и подошел к окну. Все небо заволокло свинцовыми тучами, потому я гадал, выпадет ли к вечеру снег, или прольется дождь. Мне казалось, что я убедился в том, что священная реликвия стоила похищенной переписки. Но бедняжка Строганов, к сожалению, об этом не знал!
— Так вы занимаетесь расследованием?! — почему-то обрадовался антиквар.
— Увы, — развел я руками.
— Известно ли вам, Яков Андреевич, как переводится ваше имя с древнееврейского? — полюбопытствовал он. — Человек, который «следует по пятам». Так что я уверен, что ваше расследование будет удачным!
— Вашими бы устами… — усмехнулся я.
Я покинул Бориса Георгиевича около половины третьего и направился на Большую Садовую в первый департамент медведевской управы, надеясь получить нужную мне информацию от Лаврентия Филипповича в размещавшемся там же адресном столе. Не скажу, что я уже успел соскучиться по нему, но меня-таки вынуждала краняя необходимость.
Лаврентий Филиппович увидеть меня не ожидал, погруженный в свои многочисленные иски, прошения, обвинения и жалобы.
— День добрый, — приветствовал я его.
Он нехотя оторвал свой взгляд от письменного стола, заваленного бумагами.
— Яков Андреевич! — раскрыл он свои объятия и вылез из-за стола. — Какими судьбами? Да кто бы мог подумать? — разливался Медведев соловьем.
— Да все по тому же делу, — напомнил я.
— По какому такому делу? — сморщился Лаврентий Филиппович.
Я вздохнул:
— По делу масона Виталия Строганова, который бросился с Исаакиевского моста.
— Ах, да, — Лаврентий филиппович расплылся в улыбке, и его холодные, светло-голубые глаза немного смягчились. — Все трудитесь, — добавил он. — Аки пчелка!
— Тружусь, — согласился я. — Как дело-то продвигается?
— А никак, — ответил надзиратель, подошел к окну и захлопнул форточку. — Дует, — поежился он.
— Объясните! — потребовал я, начиная понемногу выходить из себя.
— Закрыли мы это дело, — зевнул Медведев. — Самоубийство, оно самоубийство и есть!
У меня от удивления даже глаза округлились. Сколько я знаю Лаврентия Филипповича, а все еще никак не привыкну к его выкрутасам!
— Так вы же сами… — начал было я, а потом рукой махнул. — Да ладно! О чем уж тут говорить?
— Хорошо, — согласился Медведев. — Мы-то с вами знаем, что мальчишку с моста сбросили. Но кому от этого легче? Доказательств все равно в наличии нет. Так зачем же перечеркивать работу полиции? — Лаврентий Филиппович пожал плечами. — Я вам идейку подкинул, ну и довольно, — продолжал распыляться он. — Дальше-то дело ваше, вы только в нем и заинтересованы, да ваше братство.
