– Что-то не так? – спросил я индианку.
– Нет, – Мира покачала головой, продолжая вглядываться в выпавший ей аркан. – Но мне кажется… А, впрочем, нет! – отмахнулась она, бросив взгляд на испуганную Грушеньку. – Кстати, – добавила она, – видишь вот эту женщину? – она указала на верховную жрицу. – Княгиня даст свое разрешение на брак!
Потом Мира собрала свои карты, убрала их в ларец и спрятала в ящике, туда же она сложила и недогоревшие свечи, вместе с вышитыми мешочками, полными благовоний и ароматических трав.
– Ты осталась довольна? – спросила индианка у девушки.
– Да, – Грушенька закивала русоволосой головой.
– Тогда, может быть, ты поможешь мне переодеться? – попросила Мира ее.
– Конечно, – согласилась она обрадованно.
Мира скрылась за ширмой.
– Подай мне, пожалуйста, из шкафа муаровое платье цвета чайной розы, – попросила она.
Грушенька открыла шкаф, замерла на какое-то мгновение, а потом издала истошный вопль.
– Что случилось? – хором воскликнули мы с Мирой.
– Там… там… – Грушенька указывала пальцем в шкаф красного дерева. – Там…
– Да что там? – я подошел к шкафу, который так напугал экономку. Девушка стояла, бледная как смерть, и продолжала указывать на полку.
– Ты увидела призрак? – спросила индианка, высунувшись из-за ширмы.
– Платок, – прошептала девушка побелевшими губами.
– Какой еще платок? – удивился я.
– В крови, – тихо промолвила девушка. Ее трясло, словно в лихорадке.
В этот момент я тоже увидел предмет, который привел Грушеньку в такой ужас. Это был белый батистовый платок князя Николая Николаевича Титова, весь пропитанный бурой кровью. На нем был золотыми нитками вышит княжеский шифр – вензель, составленный из его инициалов.
– Какой ужас! – всплеснула руками Мира, которая закуталась в шаль и вышла все-таки из-за ширмы. – Теперь в убийстве все обвинят меня, – прижала она ладони к разгоряченным щекам.
Грушенька переводила взгляд с меня на Миру и не знала, верить ли гадалке, которая десять минут назад предсказала ей сказочную судьбу, или не верить. Но то, что Мира могла убить человека, никак не укладывалось у нее в голове.
– Грушенька! – обратился я к экономке. – Пообещай мне, пожалуйста, что никому не расскажешь о том, что увидела! Это может стоить барышне жизни… Ведь нет никаких сомнений в том, что платок покойного князя кто-то подбросил в Мирины вещи.
– Хорошо, – пообещала девушка. – Я никому не скажу, но я не понимаю…
– Я обещаю тебе, что обязательно разберусь в этом деле и назову имя истинного убийцы, – заверил я Грушеньку, которая испуганно озиралась по сторонам. Ее все еще продолжал бить озноб.
– Мне страшно, – сказала она. – Ведь следующей жертвой может стать кто угодно…
Я не знал, как успокоить ее. Мне тоже казалось почему-то, что одним убийством в этом доме дело не ограничится.
– Мне надо идти, – объявила Грушенька, как только немного успокоилась. – Княгиня Ольга Павловна верно уже разыскивает меня, – сказала она, направившись к двери. – Но я обязательно еще забегу к вам, – пообещала девушка Мире, – чтобы помочь одеться к ужину.
С этими словами Грушенька покинула нас.
– И что ты об этом думаешь? – спросил я свою индианку, как только она нарядилась в муаровое платье с высокой талией и закончила свой туалет.
– Что кто-то хочет, чтобы меня обвинили в убийстве, – сказала она.
В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Медведев, княгиня Ольга Павловна и Гродецкий, размахивающий дуэльным пистолетом от Кухенрейтора.
– Что это за вторжение, господа? – осведомился я.
Выражения лиц наших гостей определенно не сулили нам ничего хорошего.
Медведев заговорил:
– Я обвиняю госпожу Миру в участии в ведическом жертвоприношении.
– Лаврентий Филиппович, – покачал я головой, – вы опять за свое!
– Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете, Яков Андреевич, – сухо проговорил Медведев. – У нас есть веские основания полагать…
– Какие еще основания? – перебил я его. – Объяснитесь!
– Я же говорила, что она – убийца! – воскликнула Ольга Павловна. В трауре ее фигура казалась особенно величественной. На лбу у княгини пролегли две новые глубокие складки, черты благородного лица заострились. – Я получила записку, – сказала она, повертела ею у меня перед носом и протянула Медведеву. – В ней говорится об окровавленном платке, – добавила княгиня с победоносным видом. – Он должен находиться в ваших вещах! – она ткнула пальцем в Миру, лицо которой покрылось мертвенной бледностью.
– В записке также говорится и о вашем сговоре с индианкой, Яков Андреевич, – бесстрастно проговорил Лаврентий Филиппович.
– Что?! – выдохнул я. – Да как вы вообще смеете?! Вы с ума сошли, Медведев?
– Вы что-то не поделили с князем, – сказал квартальный, – на почве известных вам интересов, – добавил он тише, намекая видимо на нашу с Титовым принадлежность к масонскому братству, и одарил меня весьма многозначительным взглядом.
Гродейцкий и бровью не повел, я только дивился выдержке поляка и иной раз начинал сомневаться в справедливости своих туманных догадок на его счет.
– Я настаиваю на обыске в этой комнате! – заявил Лаврентий Филиппович.
– А если я вам не дам на это своего согласия? – я делал отчаянные попытки защититься, понимая их тщетность.
Мира сидела на канапе, как громом пораженная, зная, что мы с ней угодили в чьи-то умело расставленные ловушки.
– Вам придется подчиниться! – заговорил Станислав, пистолет в его руке был направлен мне в грудь.
– Вы удивляете меня, – сказал я Гродецкому. – А впрочем, сила на вашей стороне, – развел я руками.
– Вот именно, – подчеркнул Медведев. Он осмотрелся по сторонам. В Мириной комнате ему еще ни разу не приходилось бывать. Я заметил, что Лаврентия Филипповича несколько разочаровало скромное убранство ее будуара.
– Чего же вы медлите? – спросила Мира. К этому времени индианка успокоилась и готова была подчиниться судьбе, какой бы горькой она ни оказалась.
– И в самом деле, Лаврентий Филиппович, – обратилась к квартальному Ольга Павловна, – чего вы медлите? Пора бы уж закончить с этим…
– Ну что ж…
Я заметил, что Лаврентий Филиппович все еще сомневается, не осмеливаясь вступать со мной в открытую конфронтацию. Тогда мне пришло в голову, что дело еще можно как-то поправить, и я открыл было рот, чтобы попытаться обратить эту ситуацию в свою пользу, как дверь отворилась, и в комнату вошла сильно встревоженная Грушенька.
– Яков Андреевич! – воскликнула она. – Госпожа Мира!
