– Яков Андреевич, – обернулась Мира, – вы помните как и при каких обстоятельствах мы познакомились? – она улыбалась мне одной из своих самых нежных улыбок.
– Такое не забывается, – ответил я. Перед глазами у меня промелькнули джунгли, пламя костра и древний дворец раджи.
– Я обязана вам жизнью, – сказала Мира.
– Милая Мира, – я покачал головой в ответ, – ты давно оплатила свои долги!
– Возможно, – согласилась индианка, склонив голову на бок, и копна тяжелых, черных волос рассыпалась по ее плечам.
В эту секунду я подчинился внезапному порыву и обнял ее.
Тогда я почувствовал на своих щеках ее слезы.
– Как это у вас говорится, Яков Андреевич, не было бы счастья, да несчастье помогло?! – вспомнила моя индианка известную русскую пословицу.
– Да, – коротко ответил я. Мне казалось, что я впервые увидел, насколько она прекрасна.
– Ты жалеешь? – спросил я ее, когда буря нашей страсти утихла, а за окнами забрезжил рассвет.
– Нет, никогда! – воскликнула индианка, ее черные глаза гневно блеснули. – Почему вы спрашиваете, Яков Андреевич?
Это вы жалеете? – с горечью спросила она.
– Нет, – ответил я, хотя и не совсем искренне. Теперь я прекрасно понимал, что между нами никогда больше не будет тех светлых дружеских отношений, что были прежде. Я вполне сознавал, что не должен был этого допускать. К тому же мне очень не хотелось портить ей жизнь, но она, казалось, и не желала другого…
– Я так счастлива, – сказала моя индианка. – Теперь меня ничего уже не пугает, – добавила она легкомысленно и забралась на оттманку с ногами в изящных атласных туфельках, перевитых атласными летами. – К тому же, – добавила Мира уверенно, – я не сомневаюсь, что Кинрю сумеет вытащить нас отсюда…
– Мне бы твою уверенность, – произнес я чуть слышно. Мне не хотелось ее пугать, но я сознавал, что положение наше очень серьезно, и если мне не удастся-таки доказать нашу с ней невиновность, то нам вряд ли поможет даже мой старинный приятель московский обер-полицмейстер Шульгин. – Я боюсь, что Гродецкий сделает все от него зависящее, чтобы мы с тобой, милая Мира, отправились по этапу в Сибирь! – тогда я еще и не догадывался, что эта участь так или иначе не минует меня.
– Почему он нас так ненавидит? – воскликнула Мира.
– Ты же у нас прорицательница! – усмехнулся я.
– Но если убийца Гродецкий, – вслух рассуждала моя индианка, – то он же нарочно подстроил все так, чтобы обвинили нас с вами! Готова даже поспорить, что это именно он посоветовал князю пригласить в имение Мадхаву с Агастьей на Рождество, чтобы нас обвинили в сговоре с ними… Яков Андреевич, – Мира устремила на меня долгий, пристальный взгляд, – по-моему, у вас появился враг и очень могущественный, – протянула она.
– Мне кажется, ты права, – вынужден был согласиться я.
Мира рассуждала очень логично. Она во всем и всегда разделяла со мною тяготы моего служения, и, по-моему, я даже любил ее. Мне снова вспомнились те самые белые перчатки, врученные мне при посвящении… Я поклялся себе отдать их ей, как только мы вернемся в столицу.
– Яков Андреевич, о чем вы задумались? – спросила Мира.
– О паре белых женских перчаток, – ответил я. Мне вспомнились слова обрядоначальника, обращенные ко мне, когда новообращенным вновь ввели меня в ложу для объяснения смысла обряда. Обрядоначальник протянул мне вторую пару перчаток и торжественно произнес: «Вам надлежит избрать себе подругу, обручиться с нею, словно с невестою, сочетаться священным браком с премудростью, небесной девой Софией, и да станет она вам единой избранницей на долгие времена!»
– О каких-таких перчатках? – Мира чувствовала, что речь сейчас пойдет о чем-то безмерно важном, значительном, о том, что сможет изменить ее жизнь… – Ну, не томите же, Яков Андреевич! – взмолилась она.
– Это что-то вроде обручальных колец, – ответил я. – Только значит гораздо больше!
В этот момент за дверью послышались шаги, и щелкнул замок.
Разочарование, что я прочитал в глазах моей индианки, трудно, пожалуй, было бы описать словами.
Дверь открылась, на пороге стояли Кинрю и Грушенька.
– Какие гости! – обрадовался я.
– Грушенька все мне рассказала, – задумчиво произнес японец. – Сейчас она сама расскажет все, что ей известно, вам, Яков Андреевич!
– Правда?
– Да, – закивала Грушенька. – Мне это совсем нетрудно, – заулыбалась она.
– Тогда, – перешел я к делу, – может быть, ты объяснишь нам, почему поторопилась пригласить нас к обеду?
– Хорошо. Если это на самом деле важно, – серьезно произнесла она, перекинув свою толстую косу через плечо, – я объясню.
– Уж будь так любезна, – попросила индианка.
– Но я надеюсь, вы не выдадите меня, – сказала она.
– Разумеется, нет, – пообещала Мира.
– Меня попросила мисс Браун, – сказала Грушенька.
– Зачем ей это понадобилось? – осведомился я.
– По-моему, у нее было свидание с господином поляком, – пожала плечами экономка. – Уж она меня так просила, так просила… Я давно заметила, что у этих господ – роман, – выговорила она с придыханием. – Ну вот и надо было устроить так, чтобы вы с господином японцем, – Груша кивнула на Кинрю, – вышли из ее комнаты, – пока не появился Гродецкий.
Я удивился:
– А как же дети?
– Так я с ними посидела, – развела руками ключница. – Мне не трудно! – добавила она. – Мы чудесно порезвились у елки! Настя мне даже кулек с волошскими орехами подарить изволила! А мисс Браун такая нарядная была, – добавила Грушенька, – только уж больно взволнованная!
– Грушенька, – вновь обратилась к ней Мира ласковым голосом. – Ты не знаешь случайно, как попал в мою комнату платок покойного князя?
– Откуда мне знать? – экономка перекрестилась. – Я как его увидала, так чуть в обморок со страху не грохнулась! – сказала она.
– Но ведь кто-то подкинул его в Мирины вещи, – заметил я.
– Ну так это не я! – воскликнула девушка. – Неужели вы мне не верите? – голос у нее задрожал, и в глазах заблестели слезы.
– Ну что ты, Грушенька, – попытался я ее успокоить, – мне и в голову не приходило подозревать тебя в чем-то подобном…
– А что же тогда? – недоуменно спросила она.
– Ну, – осмелился я предположить, – возможно, ты кому-нибудь одалживала ключи от Мириной комнаты…
– Нет, – Грушенька отчаянно закачала головой. – Никому я их не одалживала! Хотя… – лицо ее вдруг сделалось испуганным. – Я ведь их теряла, – расстроенно призналась она.
– А как это случилось? – спросила Мира.
– Я, наверное, оставила их у рождественского дерева, – вспомнила Грушенька, – когда играла с детьми. Их мне потом Саша принес, уже после того, как княгиня получила письмо…
