– Вам понравилось? – поинтересовался я.
– Да, – кивнул пан Гродецкий, – это даже любопытнее шахмат!
– Я очень рад, что игра с Золотым драконом пришлась-таки вам по душе! – заметил я.
– Да, – ответил поляк. – Такого я не видел даже в салоне Божены Феликсовны Зизевский, – он испытующе взглянул на меня. Мне показалось даже, что Гродецкому известно, что она приходится мне кузиной.
Когда я вернулся к себе, оказалось, что меня уже дожидается Кинрю. Он развалился в глубоком кресле и, по-моему, даже дремал. Японец всегда удивлял меня этой своей привычкой спать абсолютно при любых обстоятельствах. Впрочем, он мог также и не спать несколько суток и вообще обходиться без отдыха!
Возле него на столике лежала его игральная доска, испещренная лабиринтообразными квадратами.
– Кинрю! – шепотом позвал я его.
– Яков Андреевич? – очнулся он и приподнял припухшие веки.
– Что-нибудь не так? Гродецкий застал вас у себя в комнате?
– Нет, – тихо проговорил я в ответ, – я встретился с ним на лестнице, но к счастью все обошлось. Вот, – я протянул ему на ладони сережку погибшей англичанки.
– Что это? – японец побледнел.
– Эту сережку я нашел на полу в его комнате, – ответил я.
– Кстати в гардеробе Гродецкого я обнаружил шарф и перчатки, исчезнувшие при таинственных обстоятельствах из комнаты гувернантки!
– Все ясно, – мрачно проговорил Кинрю.
– Завтра мы поедем в деревню, – сказал я ему, – так что готовься!
– Это еще зачем? – не понял мой Юкио Хацуми.
– Ну… – протянул я, – если не хочешь, то можешь не ехать…
– Ну что вы, Яков Андреевич, разве я могу отпустить вас куда-нибудь одного? – воскликнул он. – Только я не понимаю, для чего вам понадобилось завтра отправляться в деревню!
– Я должен выяснить, приезжал ли сюда Гродецкий накануне Рождества, – ответил я.
– Так вы все-таки полагаете, что… – начал Кинрю.
Я его перебил:
– Да, именно это я и предполагаю! Но мне нужно взять кое-что с собой, – добавил я. – А для этого мне опять же потребуется твоя помощь!
– Так я к вашим услугам, Яков Андреевич, – усмехнулся японец. – И что вам теперь понадобилось? – осведомился он.
– Окровавленный платок с вензелями князя Николая Николаевича, – ответил я. – И статуэтка, найденная нами на месте преступления…
Брови японца медленно стали подниматься вверх.
– Для чего это вам все это? – поинтересовался он.
– Возможно, придется кое на кого надавить, – ответил я.
– В деревне? – догадался мой Золотой дракон.
– Вот именно! – воскликнул я. – Статуэтку я заберу у Миры, а вот платок придется добывать из комнаты Медведева.
– Вот не было печали! – покачал головой Кинрю.
– Хорошо бы, если бы нас отвез в деревню Кузьма, – произнес я мечтательно.
– Это еще кто такой? – заинтересовался японец.
– Грушенькин жених, – ответил я. – Только вот я не знаю, остался ли он в усадьбе. Впрочем, как бы там ни было, – добавил я, – в деревню мы все равно поедем, с Кузьмой или без него!
– Узнаю Кольцова! – усмехнулся Юкио Хацуми.
В комнате Медведева, к счастью, никого не было. Кинрю с легкостью при помощи какого-то металлического приспособления вскрыл его дверь.
– Только быстрее, Яков Андреевич! – попросил он меня. – Лаврентий Филиппович может вернуться в любую минуту!
Он остался стоять в коридоре, я же юркнул в апартаменты квартального надзирателя. Обставлена комната была исключительно скромно. Видимо князь Титов не особенно уважал Медведева, вопреки тому, что он приходился каким-то дальним родственником его жене и был рекомендован ему самим Иваном Сергеевичем Кутузовым.
Теперь мне предстояло догадаться, где Лаврентий Филиппович хранит собранные им в усадьбе улики. Оказалось, что Медведев не особенно фантазировал, потому как спрятал платок с вензелями князя в шкафу.
– Ну и ну! – усмехнулся я. Лаврентия Филипповича, при желании, самого можно было бы заподозрить в убийстве!
Я взял платок, еще немного порылся в шкафу, но больше не обнаружил никаких доказательств.
– Яков Андреевич, вы уже?.. – удивился мой Золотой дракон, заметив меня. Он запер комнату Медведева при помощи все того же приспособления.
Потом я постучал в дверь моей индианки, чтобы забрать у нее статуэтку Индры.
– Яков Андреевич! – обрадовалась она и одарила меня обжигающим взглядом черных бездонных глаз. Я чувствовал, что ей очень хотелось, чтобы я у нее остался.
– Вечером я приду, – пообещал я Мире. – Ты не знаешь, в доме ли кузнец Кузьма, Грушенькин жених?
– Не знаю, – пожала плечами Мира, – но я обязательно спрошу у Грушеньки!
За ужином Григорий подал рейнвейн, от которого у меня слегка кружилась голова. Мы сидели с Мирой друг против друга и обменивались с ней взглядами. Японец только качал своей черноволосой головой. Я понял так, что он уже давно и обо всем догадался.
Вставая из-за стола Мира шепнула мне, что к этому времени она успела расспросила Грушеньку про ее жениха. Кузнец Кузьма оказывается остался ночевать в усадьбе, в комнате лакея Григория, и Грушенька сказала Мире, что я вполне могу с ним переговорить.
Я спустился на первый этаж, где, как мне сказала Мира, находилась комната лакея Григория. Мне с трудом удалось разыскать ее среди целой анфилады господских комнат. Я несколько раз стукнул кулаком в дверь.
– Кто там? – отозвался Григорий, который уже собирался укладываться спать.
– Мне нужно переговорить с Кузьмой, – откликнулся я. – Это Кольцов.
– Яков Андреевич? – донесся из комнаты удивленный заспанный голос.
– Да, – отозвался я.
– Входите!
Я не заставил себя уговаривать дважды.
– Что-то случилось с Грушенькой? – взволнованно осведомился кузнец Кузьма, когда понятливый Григорий вышел из комнаты.
– Нет, – поспешил я успокоить встревоженного жениха. – С Грушенькой все в порядке! Просто у меня к тебе, друг мой, просьба!
– Всегда рад стараться для хорошего человека! – усмехнулся Кузьма, почесывая в затылке.
– Не мог бы ты отвезти меня к себе в деревню и показать мне тех людей, с которыми пил в кабаке Гродецкий?
– Можно, – задумчиво проговорил кузнец. – А отчего же нельзя?! Только одного я, вот, барин не пойму… – протянул он, глядя мне прямо в глаза. – А для чего вам барин все это нужно?
– Мне бы не хотелось об этом говорить…, – замялся я.
– Он что, беглый какой или как? – не унимался кузнец.
