– Ну что же, – разочарованно проговорил Лаврентий Филиппович, – если вы не хотите со мною сотрудничать, то мне придется действовать самому!
– Желаю вам всяческого успеха на этом поприще, – ответил я.
Медведев раскланялся со мной и отправился восвояси.
В этот момент я заметил, что из-за колонны вышел Кинрю.
– Откуда ты здесь? – осведомился я.
– Я должен вас охранять, – ответил мой Золотой дракон. – И долго вы собираетесь мучить Медведева? – осведомился он.
– Еще не пришло время раскрыть все карты, – произнес я многозначительно.
– Да, – усмехнулся Юкио Хацуми, – вы, Яков Андреевич, знаете толк в карточной игре!
Не успел я вернуться к себе, как в дверь кто-то постучался.
– Войдите! – позволил я.
Дверь распахнулась, и в комнату поспешно вошел Колганов, которого я, признаться, давно не видел. Иван Парфенович выглядел встревоженным и все время озирался по сторонам.
– Какими судьбами? – осведомился я, предлагая ему присесть.
– Я должен переговорить с вами о Гродецком, – ответил Иван Парфенович. – Я его боюсь, – признался он с дрожью в голосе.
Я вспомнил, что пан Гродецкий собирался вызвать Колганова на поединок.
– Это не удивительно… – было начал я.
– Вы не понимаете, – перебил меня Колганов. – Мне кажется, что это именно он убил князя Николая Николаевича…
– С чего вы это взяли? – осведомился я.
– Он странно ведет себя, – ответил Иван Парфенович, комкая в руке край камчатой скатерти.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался я.
– Я видел, как поляк подглядывал в замочную скважину, – нерешительно ответил Колганов, – и, кажется, подслушивал у дверей, – развел он руками, – перед тем, как от вас вышел японец…
– Но это еще не говорит о том, что он убил князя Титова, – заметил я.
– Да… – замялся Колганов, – но в нем есть что-то такое, что при встрече с ним делается жутко! Господин Гродецкий чувствует, что вы, Яков Андреевич, его подозреваете, – добавил он.
– С чего вы взяли, что я его подозреваю? – осведомился я.
– Не знаю, – пожал плечами Иван Парфенович, – что то подсказывает мне, что вы выслеживаете Гродецкого…
– Неужели это настолько заметно? – расстроился я.
– По крайней мере, для меня, – ответил Колганов. – С паном Станиславом у меня личные счеты, – добавил он. – К тому же он как-то странно себя ведет. Мне кажется, что поляк что-то скрывает…
– Вы очень наблюдательны, – заметил я.
Когда Колганов ушел, я уселся за стол и задумался. Мне совсем не понравилось, что Иван Парфенович обо всем догадался. У меня не оставалось сомнений, что и сам Гродецкий прекрасно понимает, что я подозреваю его. А это делало наше совместное пребывание с ним в усадьбе опасным.
Особенно я переживал за Миру, которая в последнее время вела себя совершенно безрассудно.
Я достал свою бархатную тетрадь и обмакнул в чернила перо.
Мысли и чувства переполняли меня. Мне хотелось, наконец-то, излить свою душу, и я доверил роль исповедника бристольской бумаге, уповая на то, что никто никогда не обнаружит мою тетрадь…
VIII
C Мирой мы встретились в мраморной зале за ужином. Индианка сияла от счастья, по ее лицу было видно, что она за нас с Кинрю сильно переволновалась. Я мысленно укорил себя за то, что так и не нашел времени до сих пор навестить ее.
Мы сидели с ней совсем рядом, и я не смог удержаться, что бы не сжать ее руку в своих ладонях.
В этот момент Никита Дмитриевич Сысоев поднялся из-за стола и постучал краем вилки по своему бокалу.
– Господа, – проговорил он торжественно, – у меня есть для вас одно радостное сообщение, – глаза его ликующе поблескивали в теплющемся свете свечей.
– Что за сообщение? – оживился Иван Парфенович.
Мадхава с Агастьей переглянулись, Станислав Гродецкий перевел свой взгляд из блюда с салатом на управляющего, который, едва не начал заикаться под ним.
– Господа! – снова обратился Никита Дмитриевич ко всем присутствующим. – Дороги к завтрашнему утру, кажется, будут расчищены!
Его последние слова утонули в гуле аплодисментов.
– В самом деле?! – воскликнула Мира, не поверив своим ушам. Она страстно мечтала вернуться в наш особняк на Офицерской улице.
– Ну, наконец-то! – удовлетворенно произнес Гродецкий, оправляя манжеты, выглядывающие у него из-под фрачных рукавов. – Я завтра же уезжаю отсюда! – заявил он чеканным голосом.
Я подумал о том, что мне надо было пошевеливаться, чтобы на чем-нибудь поймать его с поличным. Однако я должен был отдать должное Гродецкому – он был как никто осторожен.
– А где дети? – поинтересовался я у Миры, которая зачарованными глазами смотрела в окно. В этих черных, огромных озерах отражались мерцающие снежинки.
– Что? – индианка будто очнулась от долгого волшебного сна.
– Где дети? – спросил я снова.
– С Грушенькой, – ответила Мира. – Они прекрасно поладили, – сказала она, – не хуже, чем с англичанокой!
Колганов, услышав о чем она говорит, перекрестился.
– Да упокоится с миром ее душа, – промолвил он.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Кинрю, вставая из-за стола.
– Куда ты? – удивленно спросил я своего ангела-хранителя.
– Я обещал Саше кое-что рассказать, – ответил японец с таинственным видом.
Я прекрасно представлял себе, о чем они будут разговаривать.
Мне ли было не знать, о чем может поведать мальчишке мой самурай?! Я должен был признать, что японскому дворянину было чем вскружить голову ребенку. Чего только стоила его служба в императорском дворце?!
Я вернулся к себе вместе с Мирой, атласные, тяжелые юбки которой шуршали у меня за спиной. От нее удивительно пахло восточными духами, запах которых сводил меня с ума.
– Вам удалось что-нибудь узнать? – осведомилась Мира, как только я повернул ключ в замке. Она забралась с ногами на оттоманку и принялась водить рукой по ткани, которой были обтянуты стены в комнате.
– Почти ничего, – ответил я, – кроме того, что Гродецкий действительно раньше уже бывал в имении князя, и при этом, инкогнито. Судя по всему, именно по его приказу пара мужиков создали в местной деревне видимость индийского ритуала…
– Вы имеете в виду заклание скота? – догадалась Мира.
– Вот именно, – согласился я. – Однако я так до сих пор и не выяснил, кто из них принимал участие в убийстве князя Титова. Мне кажется, что Гродецкий вряд ли сумел бы справиться с этим самостоятельно!
