– Тошка, ты чего в такую рань вскочила? –
удивилась Марго.
– Мамуль, с добрым утром! Я с тобой в Москву поеду?
– Зачем это в такую жару?
– Мне надо! Кое-что из дому взять, книги там, диски, и
вообще я целую неделю торчала на даче безвылазно, надо ж дать мне выходной!
– Ладно, выходной так выходной, – согласилась
Марго. – Но надеюсь ночевать приедешь?
– Ясный блин!
– Я тебя умоляю без блинов!
– Хорошо, сейчас не масленица, обойдемся без блинов.
– Ой вай мэ, какая ты пустомеля! – засмеялась
Эличка.
Марго как раз допивала кофе, когда приехал Даниил
Аркадьевич.
– О, рад, что тебя застал! Привет, солнышко. Тоша, а ты
почему так рано встала?
– Еду с мамой в Москву. Между прочим, я вчера слушала
вашу передачу.
– С ума сошла?
– А если мне не спалось?
– И какие впечатления?
– На фиг вы пригласили эту Морковцеву? Писательница…
Двух слов связать не может, ударения ставить не умеет. А наглая… жуть просто.
– Ах, Виктория, твои бы мозги, да нашему руководству.
– Оно у вас совсем что ли безмозглое?
– Да нет, просто держит нос по ветру. Но с другой
стороны у этой Морковцевой есть своя аудитория.
– Да ну, типичная лимитчица и пишет тоже для лимиты!
– А ты читала?
– Заглянула. Кто-то оставил ее книжку у мусоропровода.
Я взяла, прочитала две страницы и отнесла обратно, но уже спустила в
мусоропровод.
– Снобизм и категоричность юности, – засмеялся
Даниил Аркадьевич.
– Даня, вы будете завтракать? – спросила Эличка.
– Нет, Елена Вахтанговна, я иду спать, еле на ногах
держусь. Маргоша, ты сегодня поздно вернешься?
– Пока не могу сказать, а что?
– Просто соскучился.
И он, прежде чем уйти спать, поцеловал се в затылок. Ей
показалось, что от него едва уловимо пахнет чужими духами. А может и
померещилось…
В машине Тошка вдруг спросила:
– Мам, ты сейчас не очень занята своими мыслями?
– Да нет, а в чем дело? – встрепенулась
Марго. – У тебя что-то случилось?
– Нет, просто редко удается побыть вдвоем. А я хочу
спросить…
– Валяй, спрашивай.
– Мам, а что за человек был наш дед?
– Почему ты спрашиваешь? Когда он умер, ты была уже
большая умная девочка…
– Ну я же понимаю, что одно дело любящий дедушка,
всемирно знаменитый композитор и все такое, и совсем другое дело человек.
Марго удивленно покосилась на дочку.
– Ну что тебе сказать… Он был хороший… да, хороший
порядочный человек, но со своими слабостями, конечно, как и всякий другой.
– Понимаешь, мам, в его время порядочный человек это,
насколько я понимаю, прежде всего не стукач, да?
– По-моему, порядочный человек это всегда в общем одно
и то же. Короче, твой дед был абсолютно порядочным человеком, возможно, в его
жизни и были какие-то не совсем порядочные поступки, однако мне о них ничего не
известно, а репутация у папы безупречная. Это тоже что-нибудь да значит. За
последние годы многое о многих выяснилось и обнаружилось, иной раз люди, на
первый взгляд безупречные, оказывались втянутыми в какие-то темные истории, но
папа… Нет.
– Хорошо, я уже поняла, а вот в доме, в семье… Ну,
раньше, когда его еще не признавали…
– Тошка, в чем дело? Тебе кто-то что-то напел про деда?
– Нет, что ты, да и кто бы мог? Просто я стала о нем
думать… Понимаешь, я ведь знала только фасад… А как они с бабушкой жили?
– Прекрасно жили, троих детей нажили. Ну разумеется, бывало
всякое, дед очень любил женщин, романы какие-то случались, но ничего
серьезного… Так, легкие похождения артиста…
– А он любил бабушку?
– Разумеется, очень любил. Тошка, к чему эти все
расспросы? Откуда ветер дует?
– Вот отсюда, – Тошка постучала указательным
пальцем себе по лбу. Даже если мама что-то и знает, никогда не расколется,
чтобы не дай Бог не замарать светлый образ великого композитора. Наверное, она
не читала его дневников.
– Ладно, с дедом все ясно. Тогда скажи еще, что за
человек был дядя Сережа?
– Сережа… Сережа был тяжелый человек. У него был один
ужасный недостаток, мешавший ему в жизни…
– Какой недостаток?
Он был начисто лишен чувства юмора. Таким людям, как
правило, плохо, в нашей стране особенно. Он все видел в каком-то одном мрачном
свете. И еще… ему всегда хотелось переплюнуть отца… В музыке. А данных не было.
Мы все трое не слишком музыкальны, и если мы с Левкой относились к этому легко,
то Сережа безмерно страдал… Тем более, что в сравнение с нами, он все-таки был
не так безнадежен, даже окончил Гнесинку, но отец всегда был против этого. А
Сережа додумался даже до того, что отец отговаривает его от музыкальной карьеры
из страха, что сын его переплюнет. Бред чистой воды! И таких или подобных идей
всегда хватало.
– То есть, он был неприятным, да?
– Да, хотя очень красивым.
– А как же тетя Аля в него влюбилась?
– У, Тошка, любовь как известно зла. Только очень тебя
прошу, не вздумай рассказать все это Тасе! Она отца почти не помнит, так зачем
ей это? Она-то как раз унаследовала от бабки с дедом и музыкальность и голос, у
мамы был чудный голос…
– Тогда может и хорошо, что дядя Сережа не дожил…
– Не дожил до проявлений дочкиного таланта?
– Ну да.
– Может быть…
– А как он к тебе относился?
– Плохо, особенно в детстве. Я маленькая его
побаивалась, он вечно норовил меня ущипнуть, толкнуть… Больших гадостей не
делал, а так, по мелочи… Но с годами это прошло, и потом, когда он познакомился
с Алей, а он в нее действительно был влюблен, я была единственная, кого он с
ней познакомил, из всей семьи.
– А к дяде Леве как он относился?
– В детстве восторженно, еще бы, старший брат, да такой
веселый, добрый… А вот когда вырос, тогда пошло хуже… Понимаешь, Сережа,
несмотря на красоту, не нравился девушкам, а Левка хоть и некрасивый, девушки
табуном за ним бегали… Сереже это ох как не нравилось.
