Марго не успела ничего ответить, как в комнату ворвалась
Тошка с криком:
– Мам, дядя Лева приехал, без Кочерги!
Тошка называла Римму Павловну Кочергой, а почему, никто
понять не мог. Но прозвище было на удивление метким, хотя никакого сходства с
кочергой внешне не наблюдалось.
Аля побледнела. Ой, подумала Марго. Мне это не нравится… А
впрочем, какое мое дело, пусть… Я ведь тоже, кажется, влюбилась… Не знаю, в
него или в эту езду на мотоцикле, в эту бешеную скорость, которая приносит
освобождение…
Но она ничего не сказала, а поспешила навстречу брату.
– Левочка, что случилось? Давненько ты не приезжал.
– Соскучился по всем, выдался свободный вечерок, вот я
и махнул… Ужином накормите?
– А где Римма? – сочла своим долгом осведомиться
Марго.
– Поехала на презентацию какой-то ювелирной фирмы. Ты
же в курсе, как она любит брюлики. А я отказался наотрез. Сестренка, как я рад
тебя видеть. Выглядишь между прочим потрясающе. А где… все? Я есть хочу. Элико!
Где ты? Где же ты, моя Элико? – пропел он на мотив «Сулико». И не преминул
исполнить собственный вариант знаменитой песни: «Я могилу милой искал, в жопу
мне вцепился шакал, укусил меня он очень глубоко, где же ты моя Элико!»
На его громкий веселый голос сбежались все.
– Левка, перестань вопить! – распорядилась Нуцико,
нежно целуя племянника.
– Леванчик, ты хочешь чихиртму? От обеда осталась.
– Леванчик хочет чихиртму, в ней пища сердцу и уму!
– Марго, что-то он так разошелся? – смеялась
Эличка.
– Свобода, блин, свобода, блин, свобода! –
продолжал вопить Лев Александрович, сам себе удивляясь. – Давненько со
мной такого не было.
– Какая свобода, Левка? – покачала головой
Нуцико. – Это лишь робкая иллюзия. Бьюсь об заклад, что через часок,
максимум через два, явится Римма.
– А мне плевать, плевать, плевать! А мне плевать,
плевать, плевать..! Асса! Асса! Тошка, чего стоишь, подплясывай мне.
Аля затаилась в уголке, и дрожала от страха. С ума сошел,
что ли, разве можно так себя обнаруживать. Но каков! Сколько в нем огня, как он
движется, как смешно скачет вокруг племянницы…
Вдруг его взгляд упал на нее, он словно споткнулся.
– Ох, Аля, здрасьте, целую ручки. Простите, я тут
малость раздухарился…
Она только улыбнулась в ответ. Ничего не поняли кажется
только девочки.
– Всё, всё, за стол! – распорядилась Эличка. Во
время ужина главной темой было появление Тошкиного отца.
– Марго, по-моему, это даже очень славно, – заявил
Лев Александрович. – Хотелось бы, конечно, познакомиться с ним… Как-никак
человек сотворил мне такую супер-классную племянницу… Он тут завтра появится? Я
могу присутствовать?
– Конечно, дядя Левочка, здорово, если вы приедете, по
крайней мере такого напряга не будет…
– Ты меня что, за клоуна держишь, племяшка? Ладно,
научу твоего американского папаньку лезгинку плясать! А хочешь, я ему черкеску
подарю? У меня есть.
– Левка, перестань… – смеялась Марго, – но ты и в
самом деле приезжай, Тошка права, будет легче.
– Приеду, можете не сомневаться.
Тут появился Даниил Александрович.
– О! Какая компания! Привет всем. Левушка, рад видеть.
Ты один?
юшке и lace давно хотелось уединиться, но неудобно было
встать из-за стола. Наконец Марго сжалилась:
– Девицы, вы чего тут торчите? Небось охота потрепаться
вволю? Идите.
– Спасибо, мамочка, спасибо, Эличка! Мы побежали.
– Доброй ночи, козы! – крикнул им вслед дядя Лева.
– Ой, Таська, что я заметила! – прошептала Тошка,
едва они взлетели по лестнице на второй этаж. – Дядя Лева втрескался в
твою маму!
– Да ты что? – испугалась Таська.
– Честное слово, он такой бывает только когда рядом
есть тетка, в которую он втрескался. Вот в позапрошлом году он втрескался в
Варвару…
– Это кто?
– Мамина подруга. Он тогда тоже в пляс пускался, песни
дурацкие пел…
– Он вообще-то клевый…
– Ага, когда Кочерги рядом нет.
– А эта Варвара тоже в него втюрилась?
– Ага. Тетки вообще на него легко западают.
– И чего?
Ну, я точно не знаю, я тогда еще маленькая была, но Варвара
уехала за границу от расстройства.
– Он ее бросил?
– Ну, скорее всего Кочерга ее зачистила.
– Как это?
– Не знаю. Это мама с Нуцей так говорят – Римма опять
зачистила территорию. Ну, наверное, как-то ее отвадила.
– Ну, она за свое борется, нормально… Она же его
наверное любит?
– Да ну, не думаю, просто упустить не хочет.
– Тош, а мама, по-твоему, тоже влюбилась в него?
– Пока не поняла.
– И как ты все замечаешь? Тошка, неужели ты уедешь?
– Факт! Уеду! Но всего на две недели. Я между прочим
слышала, что мама пригласила Пундичку пожить у нас лето. И она согласилась.
Сказала, что за лето сумеет многое в тебе развить и что ты, кажется, огромный
талант.
– Кайф! Знаешь, мне с ней так интересно… Я понимаю, что
она… маленько двинутая, но…
– Тут такие приколы будут, они с Нуцей терпеть друг
дружку не могут…
– Тогда зачем же твоя мама…
Мама спросила Нуцу, не возражает ли она, а она сказала, что
если это нужно для девочки, она потерпит… Знаешь, когда было сорок дней со
смерти деда, Пундичка вызвалась испечь к столу дедушкины любимые пирожки…
– Такие как нам пекла?
– Ага.
– И чего?
– Она тесто замешивала на холодной террасе, а дело было
в феврале.
– Почему на террасе? Это тесто требует холода?
– Не-а, она боится, что кто-нибудь узнает ее рецепт.
Это великая тайна. А потом простудилась и кашляла два месяца.
– Вот чудила. Тош, а что с дневниками?
– Да я почти ничего не успела. Вытащила наугад одну
тетрадку, там тоска, про твоего папу ни словечка, вообще все про каких-то дядек
и теток из Союза композиторов, ну и всякие общие рассуждения.
