– Да вполне приличный товарищ. Только непонятно, что ты
в нем нашла в свое время.
– Сама удивляюсь. Как ты считаешь…
– Маргоша, что бы я ни считал, ты ведь уже приняла
решение, отпустила с ним Тошку, так зачем тебе мое мнение?
– Вообще-то я хотела спросить совсем о другом, но раз
ты начал… Ты полагаешь, не надо было ее отпускать?
– Да. Ты же по сути совершенно ничего о нем не знаешь,
кроме того, что он когда-то сумел тебя обрюхатить…
– Данька, ты ревнуешь к нему? Какая прелесть! И какая
вселенская глупость! А что касается его досье, то не сомневайся, я навела
справки. Там все в порядке. Но к нему ревновать не стоит.
– А к кому стоит?
– Когда будет к кому, я тебе скажу.
– А о чем ты хотела спросить?
– Знаешь, он сказал, что мне не хватает женственности.
Ты тоже так считаешь?
– Что за чушь! Для меня ты самая привлекательная
женщина на свете!
– Ой ли!
– Представь себе! И я сейчас тебе это докажу.
На мгновение Марго испугалась, но тут же решила – ураган
пронесся и нет его.
– Мам, ты чего такая? – тормошила мать
Таська. – Тебе Пундичка не понравилась?
– Да нет, но она странная… Хотя Марго сказала, что она
замечательный педагог… Просто, Таська, мне страшновато… Талант такая штука… С
ним надо бережно… Ты еще ребенок, а мне надо входить в новую жизнь…
– Мам, это ты странная. У нас же теперь семья!
– Как ты быстро в нее вросла, что значит возраст, а я
так привыкла полагаться на себя… Но ты права.
– Мама, а можно я задам тебе вопрос… ну… нескромный что
ли…
– Нескромный? – засмеялась Аля.
– Мам, Тошка сказала, что дядя Лева в тебя втрескался.
– Господи помилуй! – перепугалась Аля.
– И ты в него, по-моему, тоже.
– Тебе это Тошка сказала?
– Нет, это я сама вычислила.
– Ерунда это все… Да, он мне нравится, но он же папин
брат, он приятный человек, обаятельный… Но ничего такого нет и быть не может, у
него жена…
– Ну и что? У дяди Вити тоже жена была… И еще дети. А у
дяди Левы детей вроде нет. А жена жутко противная…
– Тася, я не понимаю, к чему этот разговор?
– Мам, ну он же старый, у него морщин сколько…
– Морщины не имеют значения.
– Он старше тебя на двадцать лет…
– Тася, оставь меня в покое, между нами ничего нет и,
повторяю, быть не может. Все. Спи. Мне завтра на работу.
– Мама! Я у Пун дички плеер забыла! Ой, как же я без
него? – горестно воскликнула Таська.
– Позвони ей завтра и забери, в чем проблема?
– Тошка! Тошка, ты дома? Где ты? – закричала Тася,
едва войдя на участок. – Тошка!
– Не ори, – выглянула из беседки Тошка. – Ой,
что с тобой? Чего так поздно приехала? Что-то стряслось?
– Ага, стряслось, – перешла на драматический шепот
Таська. – Еще как стряслось… Ой, Тошка, если б ты знала… Какое счастье,
что ты у меня есть, Тошенька, зачем ты уезжаешь, Тошечка, миленькая…
– Тась, ты чего? Втрескалась?
– Ага. Ой, а как ты догадалась?
– Раньше это называлось «потерять голову». Сразу видно,
ты тут, а голова… Говори, кто?
– Даже сказать страшно.
– Говори сейчас же!
– Ты не поверишь! – Ну?
– Воздвиженский.
– Какой Воздвиженский?
– Андрей Воздвиженский.
– Андрей Воздвиженский… Кто это? Ой, певец? Ученик
Пунди?
– Да. Представляешь?
– Тоже мне невидаль… Да в него, небось, полмира
влюблено.
– Про полмира не знаю… Но он такой…
– Успокойся, Таська. Пройдет.
– Не пройдет, – трагическим тоном произнесла
Таська.
– Все проходит, еще царь Соломон говорил, а он был
умный еврей.
– Кто еврей?
– Царь Соломон.
– Тошка, чего ты мне мозги пудришь? При чем тут царь
Соломон?
– Ой, тяжелый случай… Ладно, расскажи по порядку!
– Про что?
– Ты его где видела? По телеку?
– Фиг тебе! У Пунди.
– Живьем?
– Ага! Он такой…
– Ну да, он классный… Но где он, а где ты… Ему сколько
лет?
– Тридцать один.
– Ну в принципе, если ты лет через… шесть прославишься,
он будет еще не старый, тогда у тебя появится шанс. Вот вообрази… Тебя, как
восходящую звезду пригласят петь… Татьяну в «Онегине», а он будет Онегиным… И
услышит тебя и втюрится…
– Зачем шесть лет ждать? Он уже…
– Что?
– Втюрился, – испуганным шепотом сообщила Таська.
– Как? – оторопела Тошка.
– Вот так… Представляешь, Пундичка нас познакомила и
сказала, что я внучка Горчакова, что у меня голос… А он попросил спеть. Я
говорю: Матильда Наумовна не разрешает, а она: ничего, мол, при мне можно, и
велела спеть. Понимаешь, я тогда не знала еще кто он такой, то есть он мне
понравился, даже очень, хоть и старый…
– С ума спятила? Какой же он старый?
– Неважно, – отмахнулась Таська, – короче, я
спела, смотрю, он весь прямо сияет, просит еще спеть…
– А что ты пела-то?
– «Красный сарафан» и «Ночь светла»… Матильда мне,
конечно, всякие замечания делала, а он… Глаз с меня не сводит и вдруг говорит:
Матильда Наумовна, дорогая вы моя, у этой девочки, да в ваших руках, большое
будущее… И я надеюсь, что когда-нибудь мы с ней будем петь в Ла Скала!
– Ни фига себе!
– Я сама ошизела просто…
– А Пундя что?
– Она на него напустилась, конечно, мол, не надо такие
авансы девочке давать, ей еще придется вкалывать сколько лет, и думать о таких
вещах рано, а он мне подмигнул и говорит – если бы вы сами в свое время не
пророчили мне мировую карьеру, я бы, может, занимался с куда меньшим
энтузиазмом. Талант надо поощрять…
