Я вернулась в столовую и сказала горничной:
— Проси Десницына, Шура! О господине Хорватове ни слова!
Марусе я жестами и взглядами, уже ожидая появления на пороге Сони, также передала приказ молчать о вновь обретенном брате. Кажется, она меня поняла.
Варсонофий, заждавшийся в прихожей нашего приглашения и в конце концов получивший его, влетел как на крыльях.
— Для меня опять открылись двери этого дома! Меня принимают в райском уголке. Чудо, чудо! — вопил поэт, пребывая в полном восторге. — Моя жизнь снова наполнилась смыслом! Я парю в облаках… Солнце озарило меня своим золотым сиянием. О, разумеется, рано или поздно я разобьюсь о земную твердь, но почему бы не парить, пока мне даны крылья?
— Надеюсь, вы не откажетесь поужинать с нами, месье Десницын? — поинтересовалась я.
Вопрос носил формальный характер — в расчете на что иное, как не на приглашение к столу, посетил нас скорбный поэт в час, когда принято приступать к трапезе? Но Варсонофию такой прагматизм, осквернявший его возвышенные чувства, показался оскорбительным.
— Ах, Елена Сергеевна, вас так трудно оторвать от низменной прозы жизни! В вас нет никакого порыва, нет тоски по недосягаемому идеалу… В такой момент говорить о еде…
— Вы хотите сказать, что у вас нет аппетита?
— Да нет, я, собственно, не это имел в виду…
И вправду, на отсутствие аппетита Варсонофий, как, впрочем, и всегда, пожаловаться не мог.
К концу ужина, решив, вероятно, что сытые люди гораздо добрее, Соня, смущенно хихикая, попросил:
— Елена Сергеевна! Не одолжите ли вы мне пару-тройку рубликов?
— Пару-тройку? Вы имеете в виду, что вам нужно три рубля?
— Я имел в виду рублей пятьдесят, а если не жалко, то сотенку… Видите ли, завтра приезжает из-за границы моя матушка. Как любящий сын, я должен организовать достойную встречу родительнице, а это потребует расходов…
— Ну что ж, встреча матушки — это святое! Это делает вам честь, как любящему и заботливому сыну. Извольте.
Я принесла Варсонофию деньги и пригласила его вместе с почтенной родительницей к нам завтра ужинать. Поэт воспарил в такие заоблачные высоты блаженства, ощутив в своей руке хрустящую ассигнацию, что кинулся из тесных стен на волю, мотивируя свой поспешный уход необходимостью приготовить все к встрече мадам Десницыной.
Как только за отлетевшим поэтом захлопнулась дверь, я почти бегом бросилась в соседнюю комнату к Михаилу. Наш гость был чрезвычайно возбужден, по его лицу среди язв и бугров расплывались еще и красные пятна. Ужин, который по моему распоряжению принесла ему Шура, стоял на подносе нетронутым.
— Невероятно, невероятно! — повторял Михаил, расхаживая из угла в угол. — Ведь я уже видел, видел этого человека и не узнавал его! А теперь узнал, когда послушал, как он говорит! Это же Варсонофий, нет никаких сомнений, Варсонофий!
Я понимала, что Марусин кузен по какой-то причине сделался не в себе, но мне хотелось вернуть его к способности вести членораздельную человеческую беседу.
— Миша, послушайте, то, что поэта зовут Варсонофий, мы давно знаем, в этом действительно нет никаких сомнений. А больше вам о нем ничего не известно?
— Простите меня, Елена Сергеевна, я от неожиданности просто обезумел и веду себя дико. Помните, я рассказывал вам о вдове-эмигрантке с двумя мальчиками, они жили в Лондоне и после моей болезни вступили с отцом в сговор. Я все не так объясняю, но, впрочем, неважно. Знаю, вы меня поймете! У этих мальчиков были странные, допотопные имена, кажется, их дедушка по матери был фанатичным старообрядцем и что-то такое выдумал при их крещении. Старшего звали Нафанаил, а младшего Варсонофий. Я хорошо знал их в детстве, Фаню и Соню, мы в Лондоне вместе играли… Так вот, Нафанаил как раз и занял со временем мое место, а его брат Варсонофий…
— Боже милосердный! Так они братья! Теперь понятно, что их связывает и почему они встречаются. Значит, это лже-Мишель приставил к нам своего родного братца для шпионажа и диверсий… Вот кто организовал все покушения в Слепухине!
— Простите, но я не уверен, что Соня способен организовать какие-нибудь покушения. Он всегда был такой романтик, что называется, не от мира сего… Бормотал какие-то мрачные стихи. Еще в раннем детстве: «Туча поднимается, дождик начинается…» Что-то в этом роде… Конечно, известную пушкинскую фразу про «гений и злодейство» трудно отнести к Соне, он, мягко говоря, не гений, но представить, что он замешан в убийствах, просто невозможно!
— Вы хотите сказать, что он не знает обо всех преступлениях брата? Не похоже, что он не в курсе событий…
— Елена Сергеевна, для таких изощренно жестоких планов, которые кто-то претворяет в жизнь, недостаточно коллективного ума братьев Десницыных, включая и то, что известно под названием ума у Варсонофия. Поверьте, организатор этой криминальной интриги нам еще неизвестен, а братья — лишь марионетки в руках опытного кукловода.
— Михаил, если вам не трудно, называйте меня просто Елена или даже Леля, как мои близкие. Маруся мне почти родная, значит, и вы не совсем чужой человек. Так получилось, что я уже называю вас по имени. Давайте будем на равных. Не надо окружать меня излишним уважением. Стыдно все время давать понять женщине, что она — почтенная вдова.
— Неужели вы вдова, Елена Сергеевна, простите, Елена?
— Я не просто вдова, я, если так можно выразиться, неоднократная вдова, хроническая. Меня можно уже величать почетной вдовой Московской губернии, и вряд ли какой-нибудь даме удастся побить мой рекорд по масштабам вдовства за короткий период времени. Но не будем об этом, это так скучно… Условности требуют, чтобы я вела себя как почтенная матрона, но мне этого совершенно не хочется. Не то чтобы я уж совсем не считалась с условностями, но я столько пережила в своей жизни, что считаю себя вправе отринуть все искусственное. Тем более что борьба за право любой женщины сбросить с себя ярмо условностей — одна из важнейших составляющих моей жизни. Пойдемте, Миша, пить чай, Маруся нас заждалась.
Глава 13
На свете не так уж много настоящих любителей приключений. — В ожидании визита лондонской дамы. — О пользе сна для мужской привлекательности. — Регулярные развлечения в виде убийств, покушений и похорон как способ избавиться от скуки. — Можно ли обратиться в соляной столп?
За чаем Маруся все время радостно щебетала, рассказывая своему вновь обретенному брату о разных семейных делах, покойных и здравствующих родственниках и о результатах, довольно скромных, нашего частного расследования.
Михаил обещал нам всестороннюю помощь в борьбе с наглым самозванцем и отдавал свою жизнь в наше полное распоряжение. Я вполне одобрила такое рыцарственное отношение к дамам, бьющимся за восстановление справедливости, хотя обычно предпочитаю рассчитывать только на собственные силы. Но тут случай особый…
