Когда доктор наконец ушел, оставив на столе стопку мелко исписанных листов, я заметила, что Маруся так и стоит с револьвером в руке, а по ее лицу медленно текут слезы.
— Леля, Леля, значит, бабушку все-таки убили! Ужас, ужас!
Она положила револьвер на стол рядом с показаниями доктора Шёненберга, а сама опустилась на пол, держась за резную ножку стола, по-детски вытирая слезы ладошкой.
— Бедная бабушка! — Единственный глаз Михаила был тоже на мокром месте. — Она была такой славной.
Встав на колени возле Маруси, Михаил обнял ее, и они стали всхлипывать вместе.
Я взглянула на Андрея. Он стоял, прикрыв лицо клетчатым платком, из-под которого доносились невнятные слова о дорогой крестной. В конце концов он тоже присоединился к сидящим на полу, и они втроем составили довольно живописную группу плачущих, в своем роде аллегорию скорби.
Я почувствовала, что и у меня запершило в горле и в носу и слезы вот-вот брызнут из глаз неудержимым потоком, но я все же взяла себя в руки и, оставив скорбящих в тесном родственном кругу, вышла из комнаты.
— Шура, пожалуйста, четыре рюмки…
— Коньяка?
— Валерьянки! Одну мне, остальные — господам в спальню. А впрочем, и коньяка тоже!
— Четыре рюмки?
— Графин! И побольше!
Глава 16
Попытка покарать преступников как лучший способ почтить память жертвы. — Дело для Михаила. — Монументальное полотно «Голгофа». — Колоритная трагическая внешность, подходящая для разбойника. — «Подслушивать некрасиво!» — «Подмазка» слуг закона как гарантия их беспристрастности.
Несмотря на всю горечь от того, что наши подозрения полностью подтвердились, у меня все же было и чувство некоторого удовлетворения от хорошо проведенной сложной операции.
Обед проходил в молчании. Вся компания, с припухшими глазами и мрачными лицами, вяло, без аппетита заглядывала в тарелки, оставляя еду в них почти нетронутой.
Я решила вернуть мысли присутствующих в нужное русло.
— Господа, я сочувствую вашему горю, но мы отдали дань скорби, давайте займемся практическими делами.
— Леля, ты не представляешь, как мне жаль бабушку! Бедная, бедная! — Кажется, Маруся готова была снова зарыдать.
— Я полагаю, лучшим способом почтить ее память будет наша попытка покарать преступников. И мы сделаем все возможное, чтобы эта попытка увенчалась успехом! Нам удалось собрать кое-какие сведения, заинтересующие полицию и судебные власти.
С этим все были согласны.
— Через пару-тройку дней мы сможем передать документы, подтверждающие факты преступлений, представителям власти. Но для начала хотелось бы уточнить еще кое-какие мелочи.
— Что ты имеешь в виду?
— Во-первых, какова роль адвоката, о котором упомянул доктор? Во-вторых, что за дама вела переговоры с Шёненбергом от лица лже-Хорватова? И в-третьих, замешан ли в этой грязной истории Варсонофий Десницын? Маруся знает, я не люблю этого юношу и не одобряю его траурную поэзию, но это еще не повод, чтобы обвинить его в причастности к убийствам. Если мы натравим на него сыскное отделение, Варсонофию в любом случае не удастся избежать суда. Значит, либо мы должны быть уверены, что он — тоже преступник, либо должны оставить его в стороне и не вмешивать в наши дела.
— Но ведь кто-то же испортил тормоза машины в Слепухине? Кто же, если не Соня, который постоянно крутился там возле Машеньки? — Андрей был уверен в виновности Сони, но боюсь, в его убеждениях большую роль играла ревность.
Остальные колебались, соглашаясь признать виновность поэта только при наличии неоспоримых улик.
— Господа! У меня созрел следующий план, — как всегда, инициативу мне пришлось брать в собственные руки. — Миша, вы ведь не очень довольны номерами «Столица», в которых остановились? Еще бы, дыра жуткая… А что, если вам переехать в «Дон» на Смоленском рынке, поселиться по соседству с Десницыным и попытаться разобраться, какие же отношения связывают его с преступным братцем и замешан ли он в делишках самозванца?
Михаил почему-то быстро взглянул на Андрея.
— Видите ли, Елена Сергеевна, мы с Мишей уже договорились, что он переедет ко мне. Я не могу оставить внука своей любимой крестной в каком-то клоповнике. И кроме того, Михаил окажет мне большую помощь в работе. Я задумал монументальное полотно «Голгофа» на евангельский сюжет. Пока писал эскизы к фреске «Распятие с предстоящими», у меня родился замысел картины на аналогичную тему, но только это будет полностью светская живопись, далекая от канонических требований. И тут очень важное значение приобретает образ разбойника, распятого вместе с Христом.
— Вы имеете в виду Варавву?
— Нет, дорогая Елена Сергеевна, Варавву-то как раз и не распяли, он был помилован. Распяли двух других разбойников, одного по правую, другого по левую сторону от Иисуса. Один из них насмехался над Христом, а другой — уверовал в Него и сказал: «Помяни меня, Господи, когда приидеши во Царствие Твое!» А Христос ответил: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю!» Из всех евангелистов только Лука уделил внимание этому событию, ни Матфею, ни Марку, ни Иоанну беседа разбойника с Христом не показалась существенной. А меня этот евангельский эпизод всегда волновал. Он глубоко символичен. Представьте себе картину на этот сюжет. Если бы можно было взглянуть на Лобное место сбоку, на переднем плане находилась бы фигура раскаявшегося разбойника, а за ним и над ним парил бы светлый образ Христа, и уже вдали темный силуэт злодея, умершего без просветления. Вы понимаете, что образ первого распятого очень важен для моего замысла? У Миши такая колоритная, такая трагическая внешность, он будет идеальным натурщиком для фигуры страдающего, гибнущего в мучениях разбойника, в последний миг обратившегося к Христу. Михаил уже обещал мне попозировать…
— Андрей, у вас очень интересный замысел, и я нисколько не сомневаюсь, что образ распятого Миши сделает ваше полотно настоящим шедевром, но, голубчик, из-за неправедно отнятого у вас наследства приходится отвлекаться на неприятные житейские дела. А главное, помимо меркантильных наследственных расчетов, я хочу напомнить о большом количестве жертв и большом потенциале убийцы. Воистину, «и ад следовал за ним». Пока только мы с вами можем спасти тех людей, до которых еще не дотянулся Нафанаил. Должны ли мы стоять в стороне в белых одеждах? И Мишина помощь тут незаменима. Ведь, кроме Михаила, долго жившего в Лондоне, никто из нас не знает в совершенстве английского языка. Только он, подслушав разговоры Фани и Сони, сможет понять, о чем идет речь, — ведь братья имеют обыкновение беседовать друг с другом по-английски.
— Во-первых, подслушивать некрасиво, а во-вторых, братья Десницыны могут Мишу узнать. — О некрасивых поступках заговорила, конечно же, Маруся.
— Маруся, убивать людей направо-налево еще более некрасиво, чем подслушивать! Я уже сбилась со счета, сколько жертв и покушений на счету этой компании. Сегодня выяснилось, что еще и доктора Шёненберга чуть-чуть не убили, а его кухарку отправили-таки на тот свет. Господа, пора положить конец этой пляске смерти! Даже если и не все наши поступки будут этичными, цель оправдывает средства, как говорится! А по поводу опознания Миши — как я поняла, семейство Десницыных полагало, что мальчик Хорватовых скончался от какой-то тяжелой болезни, и именно поэтому мамаша Десни и предоставила Хорватовым своего старшенького на замену. Возможно, они даже не знали, что у Миши была черная оспа. Теперь, по прошествии стольких лет, некий мужчина со следами перенесенной оспы поселится рядом с Соней Десницыным в небогатых номерах и будет стараться не слишком мозолить глаза нашим братцам — почему они вдруг должны опознать в нем давно умершего приятеля своих детских игр? Нафанаил, как известно, навещает брата в «Доне», и встречи эти будут продолжаться, тем более что теперь еще и матушка прибыла из Британии. Нужно за ними там последить! Нас ждет немало открытий, поверьте. И в конце концов, речь идет всего лишь о нескольких днях, пока все встанет по своим местам и мы сможем передать самозванца с компанией в руки полиции. А пока… Я, конечно, не вправе вмешиваться в таинство ваших творческих замыслов, Андрей, но, может быть, вы сделаете несколько этюдов Мишиного лица, так, между делом, а всерьез позировать он вам будет немного позже, когда лже-Мишель окажется в арестном доме.
