— Но он ведь тоже, почуяв опасность, захочет, как и Шёненберг, «подмазать» полицейских, и они не заметят очевидных фактов, — осторожно предположил Михаил.
— Что ж, и я пока в состоянии «подмазать» полицейских. Такая равномерная двусторонняя «подмазка» дает возможность надеяться на определенную беспристрастность.
— Я со своей стороны готов принять участие в расходах, — подал голос Щербинин. — Я небогат, но на «подмазку» служителей закона деньги найду, раз только таким путем мы сможем добиться справедливости!
— Что ж, господа, теперь давайте обсудим вопрос с адвокатом лже-Мишеля, — мне, как всегда, пришлось вернуть разговор в нужное русло. — Помните, какую идею подбросил нам доктор? Может быть, адвокат и вправду вдохновитель всех преступных деяний? Как бы узнать, услугами какого присяжного поверенного пользовался Мишель-Нафанаил? В Москве столько адвокатов…
— Я знаю! Правда, я случайно знаю, — откликнулась Маруся.
— Откуда?
— Ну я же несколько лет принимала этого Нафанаила за собственного кузена. Разве странно, что я могу быть в курсе некоторых семейных дел? Фамилия адвоката — Чеплаков. Георгий Карпович Чеплаков, присяжный поверенный. Где он живет, не помню, но за имя ручаюсь!
— Что ж, адрес установить несложно. Шура, дружок, принеси мне из кабинета адресную книгу «Вся Москва» за этот год.
Через пять минут у нас был адрес конторы и дома адвоката Чеплакова. Жил он в Большом Знаменском переулке, а практиковал на Никитской.
Глава 17
Никчемность планов, рожденных разгоряченной фантазией. — «Господа, не будем играть в благородных разбойников!» — Чушь в конверте. — Сведения из Большого Знаменского переулка. — Лучше на всякий случай изменить внешность. — Два сундука из кладовки. — Наше преображение. — Все-таки двадцатый век на дворе!
Воодушевленные успехом, достигнутым при получении показаний доктора Шёненберга, Андрей и Михаил стали уговаривать меня всем вместе ворваться к адвокату с оружием и заставить его говорить правду.
Мне пришлось долго, стараясь быть по возможности убедительной, объяснять опасность, бесполезность и никчемность подобного плана, рожденного разгоряченной фантазией.
— Господа, возгордясь нашими достижениями, вы совершенно потеряли голову и пытаетесь совершать подвиги, не доступные никому из нас ни по врожденным способностям, ни по жизненному опыту. Не будем играть в благородных разбойников! Позвольте напомнить вам, что Дубровский, а тем более Робин Гуд жили в другие исторические эпохи, а в наши дни подобные приключения кончаются в полицейском участке. Любая военная операция, каковой, несомненно, является для нас приватный допрос адвоката Чеплакова, требует серьезной подготовки и детальной проработки. Буря и натиск должны применяться только в крайнем случае!
В результате был принят мой скромный вариант операции «Адвокат». Я написала Чеплакову записку неопределенного содержания с неразборчивой подписью и отправила с ней Шуру в Большой Знаменский переулок.
Она должна сказать прислуге адвоката, что принесла письмо от дамы, которое велено передать хозяину лично в руки. По моим расчетам, Чеплаков еще часа два просидит в своей конторе, так что Шуре с запиской предложат подождать. Она использует это время для того, чтобы подружиться с горничной или лакеем Чеплакова и выведать какие-нибудь полезные сведения из жизни господина присяжного поверенного.
Потом, так и не дождавшись хозяина, скажет, что больше не может задерживаться, и удалится вместе с запиской. Если же, паче чаяния, ей все-таки придется с ним столкнуться, пусть отдаст записку Чеплакову и уйдет. То-то адвокат поломает голову, от кого принесли эту чушь в конверте!
Я обильно надушила листок почтовой бумаги самыми пронзительными и ядовитыми духами, какие только смогла найти на своем туалетном столике, и набросала несколько слов, обратившись к адвокату: «Мой сладкий котик!» (Терпеть не могу обращение «сладкий» в интимной переписке, некоторые из моих былых поклонников лишились всех шансов на благосклонность с моей стороны только потому, что злоупотребляли подобными эпитетами.)
Запечатав свое мерзкое послание в голубой конверт без адреса, украшенный двумя целующимися голубками, я выдала Шуре на извозчика и отправила ее в Большой Знаменский.
В ожидании сведений из логова адвоката мы решили не расходиться и сели играть по маленькой в вист. Ставки были по копейке, так, только чтобы снять игрой нервное напряжение.
Надо сказать, что мы с Марусей быстро оставили господ Щербинина и Хорватова без единого медяка. Я всегда была уверена, что женщинам гораздо проще сконцентрировать на чем-то внимание, особенно в карточной игре, где промахи фортуны легко исправляются ловкостью рук…
Шура вернулась часа через два. Сведения, добытые ею в Большом Знаменском, оказались весьма интересными.
Супруга адвоката Чеплакова пребывает на курорте, горничная уехала вместе с ней, повару предоставлен отпуск, так как хозяйство ведется по-холостяцки, Чеплаков дома не обедает и не ужинает. За домом присматривает молодой лакей, которому очень понравилось намерение Шуры с ним подружиться. Письмо от некоей дамы было встречено как обыденная вещь, видимо, господин Чеплаков в отсутствие супруги пустился во все тяжкие. Правда, к себе никаких дам адвокат не приводит, но сам возвращается домой очень поздно, подшофе, пахнущий дамскими духами и испачканный помадой.
Ну что ж, раз противник находится в таком деморализованном состоянии, надо попробовать нанести ему визит… Но лучше на всякий случай изменить внешность — если беседа с адвокатом примет угрожающий оборот, можно будет скрыться бегством, замести следы и сделать вид, что мы совсем здесь ни при чем…
Я не люблю полицейские участки, хотя при небольшой «подмазке» пристава такой пустяк, как незаконное вторжение в частные владения, конечно же, можно будет замять. Однако, как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Лучше подстраховаться…
После короткого, но бурного обсуждения было решено, что мы вчетвером станем изображать компанию подгулявших купчиков с дамами легкого поведения. Если наша экспедиция потерпит неудачу, возможные свидетели будут утверждать, что по Большому Знаменскому переулку катались пьяные купцы с девками, а лица в вечерних сумерках рассмотреть не удалось…
Я приказала извлечь из кладовки два сундука, с которых Шура тщательно обтерла пыль. В одном лежали мои старые маскарадные наряды, из которых легко будет сконструировать пару платьев для проституток. А во втором сундуке хранились театральные костюмы моего третьего мужа, господина Ростовцева, сценический псевдоним — Некручина-Ростовский.
Надо признать, покойный Некручина обладал идеальной фигурой, весьма выигрышно смотревшейся на сцене. Да, красавец мужчина, на театральное амплуа первого любовника он претендовал не без оснований… Но его сценические наряды оказались впору как нашему Микуле Селяниновичу, так и несчастному Михаилу. Проклятая оспа изуродовала только его лицо, а стать осталась при нем.
