Андрею легко удалось перевоплотиться в купца — красная кумачовая рубаха, поддевка, картуз с лакированным козырьком (костюм Кудряша из «Грозы» Островского) полностью преобразили нашего богатыря. Даже его светлая артистическая бородка и длинноватые волосы оказались кстати. Сапоги у Андрея в хозяйстве имелись — он выезжал в них на этюды в деревню.
С Михаилом дело обстояло сложнее — его лицо было настолько характерным, что требовалась серьезная маскировка, дабы это не бросалось в глаза. Мы помудрили так и этак, и тут мне в голову пришла мысль нарядить Михаила черкесом — кавказский наряд подарил Некручине-Ростовскому какой-то грузинский князь во время гастролей театра в Тифлисе.
Черкеска с газырями смотрелась на Михаиле великолепно, но главное — костюм черкеса давал возможность спрятать лицо. Мертвый глаз был завязан красным платком, прикрывшим заодно и половину щеки — ведь не было ничего неестественного, что горячий кавказец, привыкший чуть что хвататься за кинжал, потерял глаз в какой-нибудь стычке… Нижнюю часть лица закрыла накладная борода, рот спрятался под черными усами, мохнатая папаха, надвинутая до бровей, довершила образ. Даже рваный нос органично смотрелся на лице свирепого и дикого абрека.
Мы с Марусей легко подобрали себе подходящие детали туалета — я выбрала платье с пышной красной юбкой в воланах (костюм испанки, сохранившийся от какого-то давнего масленичного маскарада), Марусе приглянулась юбка от костюма цветочницы, усеянная большими маками (лет пять назад я блистала в ней на сцене любительского дачного театра в водевиле «Цветочная клумба»).
Бусы, полушалки, взятые напрокат у моей кухарки, и шелковые банты должны были дополнить наши наряды. Еще мы с Марусей собирались наложить на лица толстый слой грима, нарумянить щеки, насурьмить брови, подвести губы в виде красных сердечек — в общем, добиться полного сходства с продажными женщинами.
Но оставалась одна деталь — не могли же мы в подобном виде выйти из моей квартиры на лестницу и пройтись по Арбату, рискуя встретить знакомых и соседей!
Хоть я и не слишком дорожу молвой и полагаю, что ничто так не способствует популярности, как сомнительный слушок, но допустить зарождения сплетни, что мы с Марусей подрабатываем на панели, я все же не рискнула — трудно окончательно сбросить ярмо условностей.
Андрей предложил нам отправиться в его мастерскую и там принять соответствующий вид.
— А вы не боитесь, что соседи заметят, какая странная компания вышла из вашего дома — две проститутки, пьяный купец, черкес?
— У меня бывает множество самой разнообразной публики. Все решат, что это очередные натурщики, позировавшие для новой картины. К тому же я собираюсь одолжить у приятеля с Плющихи экипаж — не брать же извозчика для нашего маскарада. А в автомобиле мы будем смотреться совсем уж дико.
— Вы правы. Что ж, не будем терять времени. Шура, принеси, пожалуйста, кофр и уложи все эти наряды. И поедем с нами, голубчик! Поможешь нам там переодеться.
Выходя из квартиры, мы столкнулись с Женей Дроздовой, вернувшейся из конторы нотариуса.
— Женя, прости, я не успею все тебе рассказать, — второпях произнесла Маруся. — Мы сейчас отправимся к адвокату Мишеля в Большой Знаменский, только сначала заедем к господину Щербинину и переоденемся ради маскировки.
Женя смотрела на нас удивленно, похоже, ничего не поняла. Или слишком устала от тяжелой работы, которую мы так эгоистично на нее нагрузили.
— Ладно, потом, обо всем потом! Как твои дела?
— Я закончила разборку бумаг нотариуса, но завещания так и не нашла!
— Жаль. Но теперь это уже не так страшно. У нас необыкновенные новости! Ты же ничего не знаешь, а за последние дни было столько событий! Отдыхай, Женечка, завтра обо всем поговорим!
В доме Андрея с помощью верной Шуры мы с Марусей превратились в двух вполне достоверных жриц любви. Надо сказать, мужчины не только выразили восхищение плодами наших усилий, но и стали украдкой бросать на нас быстрые оценивающие взгляды, которых я прежде не замечала. Неужели мы переусердствовали и слишком убедительно вошли в образ, разбудив в их мужском естестве какие-то темные порывы?
Пока мы гримировали Мишу под абрека, Андрей сходил на Плющиху и вернулся в хорошей рессорной коляске, запряженной парой гнедых лошадок. Натянуть косоворотку и картуз было уже делом двух-трех минут.
— Миша, вам доводилось править лошадьми? — спросил Андрей. — Вам, как кавказцу, лучше дать вожжи в руки…
— Я давно не ездил, Но думаю, справлюсь.
Мы спустились во двор к коляске. Впряженные в нее лошади были настоящими красавицами. Я подошла к ним и погладила правую кобылку по лоснящейся темно-рыжей шее, на которую волной ложилась черная грива. Жаль, что я не догадалась взять с собой кусок черного хлеба с солью — угостить лошадей. Но не возвращаться же, плохая примета.
Я люблю лошадей. Мне всегда хотелось иметь собственный выезд, а кроме того, еще и верховую лошадку. Но держать лошадей легко тем, кто живет в сельской усадьбе или хотя бы в особняке с просторным двором. А для жителей многоквартирных домов собственные лошади — большая обуза. В маленьком дворе моего дома не предусмотрены ни конюшни, ни каретные сараи, негде держать сено и овес, негде пасти животных… Да и кучеру, которого пришлось бы нанять, нужно подыскивать помещение, не может же он жить в квартире, населенной одними женщинами, — он всех стеснял бы… Я поэтому и не держу мужскую прислугу, чтобы всем в моем доме было комфортно.
Может быть, мне стоило бы переехать в особняк с просторным зеленым двором где-нибудь на полудеревенской Плющихе, завести лошадей, корову, домашнюю птицу, самой возиться с цветами на клумбе…
Но я так люблю современный европейский комфорт — водопровод с горячей водой, большую ванну, электрический свет. Скоро я установлю у себя еще одну модную новинку — телефонный аппарат, связаться по которому можно не только с Петербургом или Берлином, но, говорят, даже и с Америкой. Все-таки двадцатый век на дворе!
Глава 18
Колоритная компания в рессорной коляске. — «Стаканчики граненые упали со стола». — «Там, кажется, покойник…» — Иногда можно и мужчину пропустить вперед. — Одноглазый джигит в черкеске. — «У меня для вас плохие новости!» — Любители дамского общества. — Жаль, что я сегодня без револьвера. — «Простите, я беспокоился…»
Пора было ехать. Подсаживая нас в экипаж, дикий абрек взял меня под руку и сжал локоть чуть-чуть сильнее, чем следовало.
Колоритная компания в рессорной коляске, представлявшая собой одноглазого джигита на козлах и развалившегося на сиденье провинциального купчика, обнимавшего двух размалеванных девиц, двинулась по Новоконюшенному переулку.
Выехав к Зубовской площади, мы пересекли бульвары, оставив по правую руку дом Вагнера со знаменитой аптекой, и покатили по Пречистенке к храму Христа Спасителя.
За Пречистенскими воротами коляска свернула налево за угол, в первый же переулок, длинный, тихий и безлюдный. Мы с Марусей, прижавшись с двух сторон к кумачовой рубахе Андрея, заголосили:
