Немая сцена в кабинете следователя была достойна пера лучших писателей. Мы с Марусей буквально остолбенели. Господи, какие же мы были идиотки с нашей бездарной игрой в детективов! И за что Господь так милостив к нам? Мы ежедневно обедали за одним столом с профессиональной отравительницей и при этом ухитрились остаться в живых!
— В качестве отравительницы Женя не всегда действовала первоклассно, — заявила очнувшаяся Маруся. — Теперь я понимаю, кто пытался отравить служанок в имении.
— Отравить служанок? О чем вы, госпожа графиня?
Маруся набрала воздуху в грудь и выпалила все о слепухинском отравлении, потом о несостоявшейся автомобильной аварии, о явлении кузена Миши, о старом дворецком, о загадочных смертях нотариуса и адвоката (слава Богу, опустив упоминание о нашем маскарадном визите в Большой Знаменский и сославшись на сведения, почерпнутые из газет, — об убийстве адвоката много писали)… Она не рассказала еще и о половине всех известных нам фактов, когда следователь, вытащив из кармана клетчатый платок, стал нервно протирать взмокший лоб.
— Господи Боже мой, госпожа графиня, и это все правда? Какое жуткое дело… Томов на двадцать потянет. Сразу видно, что речь идет об очень больших деньгах… Ведь в бедных семьях как? Даст муж спьяну поленом по голове законной супруге — двухнедельное расследование, суд присяжных, Сибирь… А у вас все так запутано, да еще и вы сами ухитрились все концы в клубок завертеть.
— Господин следователь, мы не сказали вам главного — старую графиню Терскую, по нашим предположениям, тоже отравили. У нас были документы, которые мы собирали для передачи вам, но Дроздова их похитила вместе с деньгами и ценностями из сейфа, — добавила я.
— А больше никаких сюрпризов у вас не припасено, милые дамы? Кажется, мне на сегодня уже хватит. Сейчас дадите показания касательно смерти графини-бабушки и можете быть свободны. Прошу покорно простить, но мне надо обдумать и сопоставить все факты. На меня словно снежный ком свалился. Вашей прислуге скажите, что сегодня я всех отпускаю и пришлю им повестки на другой день.
Долго еще два письмоводителя наперегонки скрипели перьями, заполняя листы с нашими показаниями, пока судебный следователь не дал нам понять, что аудиенция окончена.
Когда мы вышли из кабинета, Шура и кухарка, дожидавшиеся в коридоре, тихонько плакали. Вероятно, им грезилось, что из кабинета следователя нас с Марией Антоновной выведут в кандалах и отправят непосредственно в арестный дом — многие люди недоверчиво относятся к судебным чиновникам и жандармам, подозревая их в злокозненности. Узнав, что мы свободны, а прислуге сегодня так и не придется давать показания у страшного следователя, Шура и кухарка просто расцвели.
Все вчетвером мы погрузились в экипаж и отправились было к дому, только что не распевая дорогой песни, но потом я вспомнила, что необходимо решить вопрос с установкой телефонного аппарата в моей квартире, и попросила возницу свернуть к телефонной станции.
Как хорошо, что я решилась тронуть свой банковский счет, презрев жалкие недополученные мной проценты. Приятное шуршание купюр в портмоне помогло мне в самые короткие сроки решить вопрос с телефонизацией моей квартиры. Монтера с аппаратом обещали прислать завтра же.
Что ж, завтра я опробую свой телефон, позвонив Легонтову и рассказав о сегодняшнем визите к следователю. Раз уж сыщик взялся за наше дело, нужно доводить до его сведения все новости, но, полагаю, до завтра это терпит.
Обедать нам пришлось чем Бог послал, ибо кухарка, просидев весь день в свидетельской комнате Окружного суда в ожидании так и не состоявшегося допроса у следователя, вернулась домой одновременно с нами и метнулась на кухню, когда все уже мечтали об обеде и просили ее поторопиться. В результате собранная на скорую руку трапеза состояла из баночных сардин, каких-то овощных солений, яичницы с ветчиной, сыра, фруктов и подсохших песочных пирожных, залежавшихся в буфете.
Зная обстоятельства сегодняшнего дня, корить бедную женщину за нерадивость было невозможно, но из всего обеденного меню только фрукты могли принести нам какую-то пользу, а остальные блюда — чистый вред. И все же мы проглотили этот обед, поленившись дойти до ближайшего приличного ресторана…
Вообще в сардинах, плавающих в масле, и яичнице с жирной ветчиной таится какая-то загадочная притягательность. Обычно женщины прекрасно знают, что ради сохранения молодости и красоты необходимо питаться овсянкой и тертой морковью, делать по утрам гимнастические упражнения и совершать длительные пешие прогулки, но, будучи готовыми принести на алтарь красоты любые моральные и материальные жертвы, овсянку, гимнастику и пеший поход в три версты считают для себя невозможными… А вот позволить себе пару вредоносных бутербродов с сардинками, приправленных горстью оливок, — сколько угодно. Се человек, как сказано в Писании…
После обеда, мучаясь поздним раскаянием и ощущая себя кладбищем сардинок, я вспомнила об обещании, данном мной Андрею Щербинину, — позировать для его новой картины.
— Ну что, Маруся, не зайти ли нам сегодня к Андрею? Обещания, даже данные без большой охоты, надо выполнять.
— Но мы сегодня не были в больнице у Миши.
— Прости за излишний прагматизм, но, пока твой кузен не пришел в себя, наши визиты в больницу не имеют особого смысла. Угрозы для его жизни больше нет, теперь нужно просто подождать, пока Миша восстановит силы. Толпиться у его постели, мешая санитаркам и врачам и воображая, что этим мы облегчим его страдания, — занятие довольно глупое. Другое дело, когда Миша очнется… Не забудь, что за его безопасностью следит надежный человек. Александр Матвеевич непременно даст нам знать, где бы мы ни были, если в состоянии раненого наступят какие-то перемены. Тогда мы, бросив все, полетим на Сухаревку. Мне кажется, когда Миша придет в себя, он будет рад нас видеть…
— А ты не думаешь, что он на нас рассердится? Ведь это мы так легкомысленно подставили его грудь под удар.
— Спросим у него, когда он будет в состоянии говорить. А пока давай навестим Андрея.
Глава 27
«Визиты к судебному следователю женщину не украшают». — Работа над будущим шедевром. — Я боюсь показаться бестактной. — Маруся в образе иерусалимской сиротки. — Тайна Андрея Щербинина. — «Я отправлюсь в сибирские дебри!» — Радужные перспективы добровольного изгнания в Туруханский край. — «Истинный влюбленный не должен отступать перед трудностями!» — Господа, болтающиеся без дела в Шереметевской больнице.
Несмотря на то, что до Неопалимой Купины было недалеко, на этот раз мы взяли извозчика. Нужно было беречь силы, говорят, позирование — дело весьма трудное при кажущейся своей простоте.
— Леля, ты такая усталая, — сказала, заглянув в мое лицо, Маруся, когда мы с ней тряслись в пролетке по Арбату.
— Говори уж прямо — выгляжу неважно. Что ты хочешь, визиты к судебному следователю женщину не украшают… Впрочем, может быть, Андрей будет этому только рад — сегодня я как раз в состоянии олицетворять собой мировую скорбь…
