Убийца шарил глазами по комнате. Взгляд его остановился на жалюзи, точнее, на шнурах. Я смотрела, как он прикидывает, подойдут ли шнуры. Я знала, для чего они ему. Через несколько секунд убийца перевел взгляд на провод от настольной лампы. Жестом фокусника извлек из кармана что-то белое и заткнул мне рот, убрав с горла нож.
Шея горела и не поворачивалась. Лицевые мышцы окаменели. Я пыталась выплюнуть кляп, пихала его языком, следя, чтобы убийца не заметил моих поползновений, и рискуя захлебнуться собственной слюной.
В доме стояла мертвая тишина. В ушах клокотала кровь. Господи, сделай так, чтобы Люси не проснулась.
Предыдущие жертвы подчинялись приказам маньяка. Перед глазами у меня стояли их багровые мертвые лица...
Я попыталась вспомнить все, что знала о преступнике, извлечь какую-то пользу из этих сведений. Нож лежал в нескольких сантиметрах от меня, поблескивая в свете лампы. Что, если толкнуть лампу? Она упадет, разобьется...
Я была по шею накрыта одеялом и не могла ни рукой, ни ногой дотянуться до лампы. Я вообще не могла пошевелиться. Если бы удалось свалить лампу, комната погрузилась бы в темноту...
Тогда я ничего не увижу. А у маньяка нож.
Я могла бы попытаться заговорить ему зубы. Если бы я могла произнести хоть слово, я бы урезонила маньяка.
У них были багровые лица, шнуры врезались им в шеи...
Всего тридцать сантиметров. Никогда ничего не находилось от меня дальше, чем мой револьвер.
Преступник не знал о револьвере.
Он нервничал, дергался. Похоже, он пришел в замешательство. Шея у него побагровела и взмокла, он тяжело дышал.
Маньяк не смотрел на мою подушку. Он оглядывал комнату, но не смотрел на подушку.
– Только дернись! – предупредил он, тронув мое горло острием ножа.
Я уставилась на него широко открытыми глазами.
– Тебе понравится, сучка. – Ледяной шепот, казалось, шел из преисподней. – Я кое-что приберег на десерт. – Белая пленка на месте рта прерывисто пульсировала. – Ты хотела знать, как я это делаю? Специально для тебя я устрою реалити-шоу.
Этот голос мне явно знаком.
Моя правая рука осторожно продвигалась. Где же револьвер? Правее или левее? А может, прямо под моим затылком? Я не могла вспомнить. Я не могла думать! Он сейчас срежет шнуры с жалюзи. Лампу он не тронет: лампа – единственный источник света. Выключатель для люстры находится у двери. Убийца смотрел на выключатель, не задействованный в его жутком спектакле.
Я продвинула правую руку еще на два сантиметра.
Маньяк бросил на меня быстрый взгляд, затем снова перевел глаза на жалюзи.
Моя правая рука была у меня на груди, почти у правого плеча, под одеялом.
Край матраса спружинил – это маньяк поднялся с кровати. Пятна у него под мышками стали еще больше – выродок взмок как мышь.
Он смотрел то на выключатель у двери, то на жалюзи и раздумывал, что предпринять.
Все случилось очень быстро. Я коснулась холодной рукояти, я схватила револьвер, я скатилась на пол вместе с одеялом. Я взвела курок и резко выпрямилась. Ноги запутались в одеяле. Мне показалось, что все эти действия произошли одновременно.
Я не могла вспомнить, что делала. Я не могла вспомнить, как я это делала. Возможно, я лишь подчинялась инстинкту. Палец был на курке. Руки так тряслись, что я едва удерживала револьвер.
Я не помню, как выстрелила.
Я только слышала собственный голос.
Я кричала на убийцу:
– Ты, козел! Козел вонючий!!!
Я не могла остановиться. Револьвер в моих трясущихся руках тоже трясся. Весь мой страх, вся моя ярость выплескивалась в ругательствах, которые, казалось, изрыгал кто-то другой. Я кричала, чтобы маньяк снял маску.
Он застыл на кровати. Я все поняла. Убийца был вооружен всего-навсего перочинным ножичком.
Он не сводил глаз с револьвера.
– ОТКРОЙ ЛИЦО!
Убийца медленно стянул белую маску. Чулок бесшумно упал на пол...
Внезапно маньяк обернулся...
Я кричала и нажимала на курок. Вспышки, звон разбитого стекла, бог знает что еще...
Я словно с ума сошла. Окружающая обстановка раскололась на отдельные предметы. В руке маньяка сверкнул нож. В следующий момент выродок грохнулся на пол, зацепив провод лампы. Послышался чей-то голос. В комнате стало темно.
За дверью кто-то орал как безумный:
– Где в этом чертовом доме выключатель?
* * *
Я должна была это сделать.
Обязательно.
Никогда ничего мне так не хотелось, как нажать на курок.
Я желала только одного: выстрелить маньяку в самое сердце и чтобы в дырку проходил кулак.
Мы спорили уже минут пять. Марино утверждал, что все произошло совсем не так, как я рассказала.
– Да я ворвался в дом, едва только увидел, что отморозок лезет к вам в окно. Док, не мог он быть у вас в спальне дольше тридцати секунд. Я же почти сразу его нагнал. И никакой пушки вы в руках не держали. Вы пытались ее достать и скатились с кровати, а тут как раз ворвался я и вытряхнул гада из его ботинок сорок последнего размера.
Мы сидели в моем кабинете. Было утро понедельника. Я не могла вспомнить, что делала в предыдущие два дня – как будто провела это время под водой или на другой планете.
Пусть Марино говорит что хочет. Я-то твердо знала: маньяк был у меня на мушке, когда доблестный сержант ворвался в спальню и выпустил в него четыре пули из своего револьвера. Я не стала проверять пульс. Я не пыталась остановить кровь. Я просто сидела на полу, в одеяле, револьвер лежал у меня на коленях, а слезы лились в три ручья. И только тогда до меня дошло.
Мой револьвер был не заряжен.
Накануне я чувствовала себя такой угнетенной, такой разбитой, что забыла его зарядить. Патроны лежали в комоде под стопкой свитеров – там Люси не стала бы их искать.
И все же преступник был мертв.
Он упал ничком и зацепился за ковер.
– Маньяк и не думал снимать маску, – говорил Марино. – Память, док, любит выделывать такие штуки. Я сам стащил с него вонючий чулок, когда ворвались Снид и Ригги. Но козел к тому моменту уже отбросил копыта.
Он был совсем мальчишкой.
Почти пацан – одутловатое бледное лицо, вьющиеся сальные бесцветные волосы. Над губой едва пробивался пушок, тоже сальный.
Мне никогда не забыть его глаза. Они напоминали стекла, за которыми вместо души – пустота. Темная гулкая пустота – такая же была за окнами, через которые маньяк проникал в спальни одиноких женщин, предварительно услышав по телефону голоса будущих жертв.
