— Компьютер и принтер у нее одной марки, «Ланьер». Пожалуй, было бы неплохо проверить, чем она пользовалась раньше.
— Я просмотрел все ее чеки.
— За сколько лет?
— За сколько лет было, за столько и просмотрел. Пять или шесть.
— И что? Один и тот же компьютер?
— Нет, компьютер она сменила, а вот принтер один и тот же. Что-то там тысяча шестьсот. С «ромашкой».
[13]
И ленту она всегда покупала одну и ту же. Но что было раньше, мы ничего не знаем.
— Понятно.
— Рад слышать, док, что тебе что-то понятно, — проворчал Марино, потирая поясницу. — Я, например, ни черта не понимаю.
10
Национальная академия ФБР в Квантико представляет собой оазис из стекла и камня в бушующем море войны понарошку. Мне навсегда запомнился первый визит сюда несколько лет назад. Ложиться и вставать приходилось под непрерывный треск выстрелов, а когда в одном месте я ошиблась с поворотом, меня едва не переехал танк.
Мы приехали в Квантико утром в пятницу. Встречу организовал Бентон Уэсли, и Марино заметно оживился и подтянулся, завидев фонтан и флаги академии. Переступив порог просторного солнечного вестибюля нового корпуса, не только похожего на высококлассный отель, но и заслужившего прозвище «Квантико-Хилтон», лейтенант прибавил ходу, и я отчаянно засеменила, стараясь не отстать от него. Марино сдал дежурному оружие, назвал наши имена, и нам вручили временные пропуска. Дежурный позвонил Уэсли и, получив подтверждение допуска, пропустил нас дальше.
Секции кабинетов, аудиторий и лабораторий соединялись лабиринтом стеклянных переходов, так что из здания в здание можно было переходить, не высовывая носа на улицу. Каждый раз, посещая Квантико, я неизменно терялась. Марино же шагал уверенно, по-видимому отдавая себе отчет в том, куда движется, и мне ничего не оставалось, как только покорно следовать за ним по пятам и наблюдать парад курсантов в разных формах. В красных рубашках и брюках хаки — полицейские. В серых рубашках и черных, заправленных в сапоги брюках — новобранцы АКН.
[14]
Ветераны щеголяли во всем черном. Новички ФБР носили голубое и хаки. На общем фоне выделялись агенты элитного подразделения по освобождению заложников. Как женщины, так и мужчины служили образцом воплощения бодрости, здоровья и силы духа. В их поведении, манере держаться, выражении лица и речи явственно, как запах ружейной смазки, ощущались армейская сдержанность и замаскированное чувство превосходства.
В кабине служебного лифта Марино нажал кнопку с буквами «НН». Тайное бомбоубежище Гувера располагается на глубине шестидесяти футов, двумя этажами ниже стрелкового тира. В том, что академия поместила отдел поведенческих структур ближе к преисподней, чем к небесам, прослеживалась не лишенная основания логика. Названия отдела периодически меняются (последний раз, как я слышала, профайлеров назвали агентами уголовных расследований), но работа остается той же. В мире никогда не переведутся психопаты, социопаты, маньяки и прочие любители получать удовольствие, причиняя мучения другим.
Выйдя из кабины, мы проследовали по унылому, серому коридору. Ожидавший гостей Уэсли встретил нас у двери кабинета и провел в скромный конференц-зал, где за длинным полированным столом сидел Рой Хэнуэлл. Знаменитый эксперт, похоже, плохо запоминал лица — или, может, это касалось только меня, — поэтому я представилась.
— Конечно, конечно, доктор Скарпетта. Как вы? — по обыкновению осведомился он, пожимая мне руку. — Все в порядке?
Уэсли закрыл дверь. Марино огляделся, не обнаружив пепельницы, нахмурился и достал из мусорной корзины пустую банку из-под колы. Я не без труда подавила импульс вынуть из сумочки свою пачку. К курению в академии относились примерно так же, как в палате интенсивной терапии.
Мятая на спине белая рубашка, тени под глазами, озабоченность во взгляде свидетельствовали о том, что и Уэсли приходится нелегко. Порывшись в папке, он достал нужные бумаги и незамедлительно перешел к делу:
— Что нового по Стерлинг Харпер?
Накануне вечером я еще раз просмотрела ее гистологические слайды. То, что я обнаружила, меня в общем-то не удивило, однако и к пониманию причин внезапной смерти не приблизило.
— У нее была хроническая миелоидная лейкемия.
Уэсли вскинул голову:
— Это и есть причина смерти?
— Нет. Вообще-то я даже не уверена, что мисс Харпер знала о существовании этой болезни.
— Интересно, — протянул Уэсли. — Выходит, можно быть больным лейкемией и не догадываться об этом?
— В самом начале хроническая лейкемия почти незаметна. Это довольно коварная болезнь. Проявляется в ночной потливости, слабости, потере веса. Симптомы не слишком характерные. С другой стороны, не исключено, что заболевание все же диагностировали, но потом наступила ремиссия. Так или иначе, о бластном кризе говорить не приходится. Прогрессивных лейкемических инфильтраций не отмечено, от каких-либо значительных инфекций она не страдала.
Хэнуэлл озадаченно посмотрел на меня.
— В таком случае что же ее убило?
— Не знаю, — призналась я.
— Лекарства? — делая пометки, спросил Уэсли.
— Токсикологи пошли по второму кругу тестов. Согласно предварительному отчету, содержание алкоголя в крови — ноль-ноль-три. Кроме того, она приняла декстрометорфан. Это средство от кашля, входящее в состав многих продающихся без рецепта супрессантов. В ванной наверху нашли наполовину пустой пузырек робитуссина.
— То есть он тут тоже ни при чем, — пробормотал Уэсли.
— Ничего страшного не случилось бы, даже если бы она выпила целый пузырек, — сказала я. — Согласна, выглядит странно, но что есть, то есть.
— Держите меня в курсе дела, ладно? Как только появится что-то новенькое, сразу же сообщите. — Уэсли перевернул еще пару страниц. — Пойдем дальше. Рой исследовал волокна, обнаруженные в доме Берилл Мэдисон. Давайте поговорим об этом. А потом, Пит, Кей, — он посмотрел на нас обоих, — я хотел бы обсудить с вами еще кое-что.
Судя по всему, ему было не до веселья, и я все больше проникалась мыслью, что вызвали нас совсем не для того, чтобы сообщить нечто приятное. Хэнуэлл, как обычно, держался невозмутимо. Тусклые, неопределенного цвета волосы, такие же брови, серые глаза и серый костюм — унылая, скучная, навевающая сон однотонность. Мне он всегда казался бесцветным, равнодушным, полусонным и непробиваемо-безмятежным. Настолько безмятежным, что порой возникало желание проверить, есть ли у него вообще кровяное давление.
