Как он подбирался к их домам? Как подобрался к моему дому? Скорее всего, на машине. Странно, но над этим вопросом, похоже, до сих пор никто как следует не задумывался. Даже Бентон ничего не сказал, хотя средство передвижения — такой же важный пункт в составлении профиля преступника, как возраст, пол и расовая принадлежность. Перед глазами снова встало необычно хмурое лицо Уэсли во время нашего последнего разговора в Квантико.
Своим беспокойством я поделилась за завтраком с Этриджем.
— Полагаю, дело в том, что Уэсли просто не обо всем тебе говорит, — пожал плечами прокурор.
— Раньше он всегда был со мной откровенен.
— Не забывай, Кей, что Бюро — особенная организация, и там предпочитают держать рот на замке.
— Обычно он охотно делился со мной своими теориями, высказывал разные мнения, но в данном случае все не так. У меня создалось впечатление, что у него просто нет времени на эти дела. Да и ведет он себя как-то странно. Серьезен, даже угрюм, в глаза не смотрит. — Я перевела дыхание. — Уэсли изменился, и, должна признаться, это мне действует на нервы.
— Думаешь, от тебя что-то скрывают? — спросил Этридж.
— Думаю, что да, Том.
— И чувствуешь себя немного параноиком, а, Кей?
— Не без того.
— А мне ты доверяешь? Веришь, что я на твоей стороне и забочусь в первую очередь о твоих интересах?
Я кивнула и снова перевела дыхание.
Мы сидели в обеденном зале отеля «Капитолий», излюбленном месте встреч политиков и плутократов. В трех столиках от нас расположился сенатор Партин, его изрезанное морщинами лицо заметно отличалось от того, что мелькало нередко на экранах телевизоров. Сенатор разговаривал о чем-то с молодым человеком, которого я видела где-то, но вспомнить, где именно, никак не могла.
— Большинство из нас в тяжелые времена испытывают подобные чувства. Нам кажется, что мы одиноки, всеми брошены, что мы одни в дремучем лесу. — Говоря это, Этридж сочувственно смотрел на меня.
— Так и есть, я одна в лесу. Но только мне это не кажется — такова реальность.
— Я понимаю озабоченность Уэсли.
— Конечно.
— Меня беспокоит, Кей, что ты строишь свои теории на интуиции, что идешь на поводу у инстинкта. Иногда такой путь ведет к беде.
— Может быть. Но порой к беде ведет и другой путь, когда люди чрезмерно все усложняют. Убийство же чаще всего удручающе примитивно.
— Не всегда, Кей.
— Почти всегда, Том.
— Ты не думаешь, что Спарачино каким-то образом причастен к этим смертям?
— Я думаю, что мы не можем позволить себе объяснять все случившееся его махинациями. Не исключено, что Спарачино и убийца идут параллельными курсами. Они оба опасны. Даже смертельно опасны. Но они разные. И никак не связаны. Ими движут разные силы.
— По-твоему, исчезнувшая рукопись тут ни при чем?
— Не знаю.
— И прогресса в этом направлении нет?
Разговор все более напоминал допрос, и я чувствовала себя неловко, как школьница, не выполнившая домашнее задание. Уж лучше бы и не спрашивал.
— Нет, Том. Я не знаю, где она.
— Возможно ли, что Стерлинг Харпер сожгла рукопись в камине перед смертью?
— Не думаю. Мы исследовали обгоревшие клочки бумаги. Эксперт пришел к заключению, что в камине сожгли высококачественную, дорогую бумагу. Такую используют для переписки или составления важных юридических документов. Вряд ли кому-то придет в голову расходовать ее на черновик книги. Скорее всего, мисс Харпер уничтожила какие-то личные документы, письма.
— Письма от Берилл Мэдисон?
— Это мы еще не установили, — ответила я, хотя лично для себя такую возможность уже исключила.
— Может быть, письма Кэри Харпера?
— Его письма нашли в доме. Впечатление такое, что все на месте и их давно не трогали.
— Если письма были от Берилл Мэдисон, зачем мисс Харпер их сжигать?
— Не знаю, — снова ответила я, понимая, что Этридж думает о Спарачино.
Да, Спарачино. Вот уж кому не откажешь в решительности. Мне уже показали поданное им исковое заявление, все тридцать три страницы. Адвокат обвинял меня, полицию, губернатора. Роза рассказала по телефону, что ей несколько раз звонили из журнала «Пипл», а один репортер, изгнанный охранником из фойе, снимал мой офис с автостоянки. Похоже, слава бежала впереди меня. А еще я становилась специалистом по отказу от комментариев и улепетыванию от газетчиков.
— Думаешь, мы имеем дело с психопатом? — в лоб спросил Этридж.
Как бы ни запутывала дело оранжевая акриловая нить, указывавшая на возможную связь убийцы с угонщиками самолета, версия с психопатом представлялась более вероятной, о чем я и сказала прокурору.
Он опустил голову, помолчал, а когда поднял глаза, то их выражение сразило меня наповал. Печаль, боль, сочувствие…
— Кей, — начал Этридж, — мне нелегко это говорить… — Я потянулась за печеньем. — И все же ты должна знать. Что бы ни происходило вокруг тебя, какого бы мнения ты лично ни придерживалась, я не могу оставлять тебя в неведении.
Есть уже не хотелось. Я решила, что лучше закурить.
— У меня есть один знакомый. Скажу так, он имеет отношение к Министерству юстиции…
— Если это касается Спарачино…
— Это касается Марка Джеймса.
Я была бы не так потрясена, если б он выругался.
— И что Марк?
— Может быть, мне бы следовало задать этот вопрос тебе.
— Что ты имеешь в виду?
— Несколько недель назад вас видели вместе в Нью-Йорке. В ресторане «Галлаксер». — Наступила неловкая пауза, и Этридж, прочистив горло, не к месту добавил: — Уж и не помню, когда я там был. — Дым от сигареты струйкой поднимался вверх. — Стейки там замечательные…
— Перестань, Том, — тихо сказала я.
— В былые времена там собиралось много ирландцев. Вот уж любители выпить да поболтать…
— Прекрати, черт возьми! — Получилось излишне громко.
Сенатор Партин повернулся и посмотрел в нашу сторону. Взгляд его на мгновение задержался на Этридже, потом перешел на меня. Подлетевший к столику официант подлил кофе и осведомился, не нужно ли нам что-то еще. Мне вдруг стало жарко.
— Хватит нести ерунду, Том. Кто меня видел?
Прокурор покачал головой:
— Важно другое: откуда ты его знаешь?
— Мы давно знакомы.
— Это не ответ.
— Еще со Школы права.
— Вы были близки?
— Да.
— Интимно?
