Телефон зазвонил, когда я только поднималась по ступенькам, но мне все же удалось схватить трубку до включения автоответчика. Голос показался сначала незнакомым.
— Кей? Это Марк. Слава богу, ты дома.
У меня перехватило дыхание.
Ощущение было такое, что Марк Джеймс говорил как будто со дна пустой цистерны. Звуковым фоном служил шум проносящихся машин.
— Где ты? — с трудом проговорила я, понимая, что не смогла скрыть нервозность.
— На Девяносто пятой, примерно в пятидесяти милях к северу от Ричмонда.
Я опустилась на край кровати.
— В телефонной будке, — продолжал Марк. — Объясни, как к тебе проехать. — В трубке зашумело, и он сделал паузу. — Мне нужно срочно с тобой повидаться. Я провел всю неделю в Вашингтоне, сегодня несколько раз пытался до тебя дозвониться, в конце концов решил рискнуть и взял машину. Ты не против?
Что я могла ответить?
— Посидим, выпьем, вспомним былое, — бубнил он. Тот, кто когда-то разбил мое сердце. — Я уже заказал номер в «Рэдиссоне». Завтра утренним рейсом вернусь в Чикаго. Подумал, что… Вообще-то мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Обсуждать что-то с Марком? Я не представляла, что́ мы можем обсуждать.
— Так ты не против? — снова спросил он.
Конечно, я была против! Еще как против!
— Разумеется, Марк. Буду рада тебя видеть.
Дав необходимые инструкции, я положила трубку и прошла в ванную: освежиться и подумать. Пятнадцать лет назад мы вместе учились в Школе права. Немалый срок. Золото волос потускнело под дымкой пепла. Голубизна глаз утратила сияние и блеск. За все эти годы мы ни разу не виделись. Беспристрастное зеркало ежедневно напоминало, что мне уже никогда не будет тридцать девять и что существует такая штука, как подтяжка лица. Марк остался в моей памяти двадцатичетырехлетним парнем, таким, каким и был в тот год, когда стал объектом страсти и зависимости, которые и привели меня в конце концов к полнейшему отчаянию. После того как все кончилось, у меня не осталось ничего, кроме работы.
Оказалось, что он по-прежнему быстро ездит и любит красивые автомобили. Не прошло и сорока пяти минут, как я открыла переднюю дверь и увидела его выходящим из взятого напрокат «стерлинга». Передо мной был тот Марк, каким я его помнила: подтянутый, высокий, с уверенной походкой. Легко взбежав по ступенькам, он сдержанно улыбнулся. Мы неуклюже обнялись и на секунду задержались в фойе, немного смущаясь и не зная, что сказать друг другу.
— По-прежнему предпочитаешь скотч? — спросила наконец я.
— В этом отношении ничего не изменилось, — ответил он, следуя за мной.
Достав из бара бутылку «Глен», я машинально приготовила скотч точно так, как готовила его много лет назад: на два пальца виски, лед и немного сельтерской. Двигаясь по кухне, я ощущала на себе его взгляд. Марк кивнул, взял стакан и, опустив глаза, медленно покачал его, как делал всегда в минуты напряжения. А я смогла наконец как следует рассмотреть знакомое лицо. Тонкие черты, высокие скулы, ясные серые глаза — все осталось прежним, и только на висках проступила седина.
Мой взгляд скользнул на кружащийся в стакане кусочек льда.
— Так ты работаешь в какой-то чикагской фирме?
Он откинулся на спинку стула, поднял голову и кивнул.
— Занимаюсь апелляциями, иногда выступаю в суде. Некоторое время назад случайно наткнулся на Дайснера. От него и узнал, что ты в Ричмонде.
Дайснер занимал в Чикаго должность главного судмедэксперта. Мы встречались на нескольких конференциях и даже работали в каком-то комитете. Он ни разу не упомянул, что знает Марка Джеймса. Откуда Дайснеру стало известно о нашем давнем знакомстве, для меня было загадкой.
Словно прочитав мои мысли, Марк объяснил:
— Я как-то рассказал ему, что знаю тебя по Школе права, и теперь он сам при случае всегда старается уколоть меня этим.
В это я могла поверить. Дайснер не отличался деликатностью, был агрессивен, как молодой козел, и не питал симпатии к адвокатам. Некоторые из его реплик и выходок в зале суда даже стали легендами.
— Как и большинство судмедэкспертов, Дайснер был склонен принимать сторону обвинения, и каждый, кто представляет убийцу, по его мнению, был плохим парнем. Он частенько разыскивает меня только для того, чтобы поведать о твоей очередной публикации или каком-нибудь жутком деле с твоим участием. Доктор Скарпетта. Знаменитая доктор Скарпетта. — Марк рассмеялся, но глаза его остались серьезными.
— Несправедливо говорить, что мы, судмедэксперты, всегда принимаем сторону обвинения, — ответила я. — Такое впечатление создается из-за того, что, когда улики на стороне защищающей стороны, дело просто не доходит до суда.
— Кей, я и сам все прекрасно знаю, — заметил он с легкой досадой, как человек, чью шутку просто не поняли. — Мне ясна твоя позиция. И на твоем месте я бы тоже стремился к тому, чтобы посадить всех этих ублюдков на горячую сковороду и отправить в пекло.
— Да, Марк, тебе ясна моя позиция, — начала я и остановилась.
Боже, все тот же старый спор. Невероятно. Мы пробыли вместе меньше пятнадцати минут, а уже схватились из-за того, из-за чего когда-то разошлись. Именно в этом вопросе нам никогда не удавалось достичь согласия. К тому времени когда мы познакомились в Джорджтаунской школе права, я уже была доктором медицины и вдоволь насмотрелась на темную сторону жизни, видела жестокость и трагедии невинных. Я своими руками прикасалась к окровавленным останкам. Для Марка же, блестящего выпускника престижного университета ассоциации «Лиги плюща», наихудшим преступником был тот, кто поцарапал гвоздем крыло его «ягуара». Адвокатом он собирался стать только потому, что адвокатами были его отец и дед. Я была католичкой — Марк протестантом. Я итальянкой — он англосаксом до мозга костей. Я выросла в бедной семье — Марк в одном из престижных кварталов Бостона. Когда-то я верила, что наш союз освящен Небесами.
— Ты не изменилась, Кей. Все такая же. Разве что, пожалуй, стала решительней. Жестче. Не хотел бы я столкнуться с тобой в суде.
— Я себя жесткой не считаю.
— Не принимай за критику. Я лишь хотел сказать, что выглядишь ты потрясающе. — Он пробежал взглядом по кухне. — Похоже, у тебя все в порядке. Счастлива?
— Мне нравится в Вирджинии. — Я отвела глаза. — Жаловаться не приходится. Разве что на зимы. Но Чикаго в этом отношении даст Ричмонду сто очков вперед. Там ведь зима шесть месяцев в году. И как только ты такое выносишь?
— Сказать по правде, до сих пор не привык. Тебе бы там не понравилось. Такой тепличный цветок, как ты, не протянул бы в Чикаго и месяца. — Он сделал глоток скотча. — Не замужем?
— Была.
— Хм-м-м. — Он наморщил лоб, припоминая что-то. — Тони… как же его? Помню, ты начала с ним встречаться… Да, Бенедетти. Не ошибся? Ты начала встречаться с ним на третьем курсе.
