– Марго, отнесись к моим словам с абсолютной,
понимаешь, абсолютной серьезностью. У тебя на работе есть сейф?
– Есть.
– Так вот, ты положишь этот конверт в сейф и вынешь его
оттуда, если со мной что-то случится. Я могу его доверить только тебе.
– А что там? – испуганно спросила Марго.
– Ты узнаешь об этом после моей смерти. Причем как
только ты услышишь, что Матильда Пундик ушла в мир иной, ты сразу вскроешь
конверт. Сразу! Ты поняла?
– Это ваше завещание?
– Нет.
– Ну хорошо, раз вам так хочется…
– Неважно, чего мне хочется. Просто я знаю, что ты
ответственный человек, на тебя можно положиться. Поверь, это очень важно.
– Матильда, с вами что-то… не так?
– Со мной все так, просто мне уже много лет и я должна
помнить о смерти. Мементо мори. Я надеюсь еще пожить, но… Один Господь знает,
сколько мне осталось.
– Да, этого никто знать не может. В том числе и я.
Поэтому считаю своим долгом кого-то еще поставить в известность. На всякий
случай…
– Ты, как всегда, права. И я была права, поручив это
тебе. В таком случае можешь рассказать об этом своей провинциальной курице. Она
хоть и курица, но порядочная по крайней мере. Хотя нет. Не стоит. Скажи об этом
Тошке. Она толковая, в тебя. А курице не надо. Не ее ума это дело.
– Будь по-вашему. Но насчет Али вы не правы. Она уже
несколько месяцев работает у меня, и я ею довольна. Толковая, исполнительная и
вместе с тем инициативная.
– И все-таки это не ее ума дело!
– Хорошо, – кивнула Марго, пряча конверт в сумку.
– Ты сейчас куда?
– Домой.
– Нет, сейчас ты поедешь на работу и спрячешь
конверт, – властно распорядилась Матильда Пундик.
Марго вышла на улицу. Накрапывал мелкий осенний дождик.
Второпях она забыла зонт. Машины неслись мимо. Конверт в сумке не вызывал
любопытства, но почему-то тяготил ее. Хотелось поскорее избавиться от него, ей
казалось, что он та последняя пушинка, что вот-вот сломает спину верблюда.
Марго решила пойти до офиса пешком, если переулками и дворами, можно добраться
минут за двадцать. Она подняла воротник пальто и ускорила шаг. На душе было
погано. Она вдруг вспомнила неделю на Майорке, бьющую через край радость жизни,
любовь, солнце. И ничего…
– Маргарита Александровна, – удивился
охранник, – вы что, пешком пришли? Да вы мокрая совсем!
– Миша, вызовите мне такси. Я ненадолго.
Она вошла в кабинет, сняла мокрое пальто, швырнула на стул,
быстро открыла сейф, сунула туда конверт и вздохнула с облегчением.
– Маргарита Александровна, они сказали, в течение
часа. – Может, вам чайку сделать, а?
– Спасибо, Миша. Не стоит.
– Да вы хоть туфли снимите, мокрые же.
– Да, верно, у меня тут есть другие, спасибо.
– Ну, не буду вам мешать.
Марго скинула туфли. Достала из ящика зеркало. Черт знает
что за вид. Я отвыкла жить нормальной жизнью. Дом, машина, офис, разъезды по
городу, опять офис, машина, дом. А в доме… в доме плохо. Нуцико как-то сдала… В
ночь, когда я утопила коробки с дневниками отца, у нее случился сердечный
приступ, хотя она не знала, когда именно я это сделала… Отец… Она все-таки
заглянула в одну из тетрадок. И через десять минут отшвырнула ее. Нет, я не
стану это читать, сразу решила она. Не хочу! Не нужно этого. Пусть он останется
для меня тем, кем был всегда. Но образ его поблек… Она старалась не думать о
нем, и в основном ей это удавалось. Но все же она ощущала горечь потери. А
Тошка? Какая же я мать, я даже не поговорила с ней по-настоящему,
по-матерински, не научила ее ничему женскому, не объяснила… что надо
предохраняться и как это лучше делать… Хотя сейчас девчонки все знания, даже
такого рода, ищут в Интернете. И все равно я обязана была попытаться. И Данька
стал пить, куда это годится? Когда ему отказали на телевидении, он сделал вид,
что ему плевать, но я знаю, его это больно, очень больно задело… Раньше он
только в редких случаях соглашался вести корпоративные вечеринки, а теперь… Он
словно старается доказать мне, что тоже может недурно зарабатывать, но ему это
только вредит. Почему какая-то гнусная бабенка одним росчерком пера смогла
разрушить мой дом? Значит, дом был построен на песке? И то, что Тошка вышла замуж
за сына этой сучонки… Да, мальчик ни в чем не виноват, он славный, умный,
способный, и семья хорошая… Но… Это «но» всегда будет мне мешать? Хотя я
стараюсь забыть об этом прискорбном факте и у меня даже получается… Но что-то
нет сил, совсем, совсем нет сил… И не хочется домой, впервые с тех пор, как в
доме поселились Эличка и Нуцико. Раньше, после истории с Димой, я не любила
бывать дома, я все старалась куда-то пойти вечером, а потом… Но вот теперь мне
и домой неохота, и идти куда-то тоже противно. Теперь у Даньки в глазах будет
еще больше вины… А это невыносимо, невыносимо… Чьи это были стихи?
Вознесенского, что ли? Не помню… Невыносимо, невыносимо… Черт подери, так
нельзя, одернула она себя. Что, собственно, случилось? От чего я так
расклеилась? Какая-то тварь написала что-то о моем муже? Ну и что? Да она себя
выставила на позор. В согрешившего мужика кто бросит камень? А женщине вроде бы
не пристало оповещать мир о своей половой жизни… Дочка в шестнадцать лет
собралась замуж за чудного парня, у них любовь, девочка умная, хорошая, это что
– повод для трагедии? Отнюдь. Она же влюблена, счастлива, я должна радоваться,
а мне отчего-то плохо… У меня все хорошо, все просто прекрасно. С мужем
проблемы? Да разве это проблемы? Бизнес налажен, заказы сыплются, иной раз
приходится даже отказывать потенциальным клиентам, так в чем дело? Невыносимо,
невыносимо… Мне чего надо, рожна? Просто я избалованная… Хотя кто меня баловал?
Я сама? Да, я сама всего добилась… Я могу собой гордиться и своей дочкой тоже…
Наверное, я просто перенапряглась и у меня начинается депрессия… Пойти к
психотерапевту? Да ни за что… Сплошные шарлатаны, и даже если не шарлатан
попадется, не желаю я чужому дяденьке открывать свою душу, чтобы он там
ковырялся и давал идиотские советы… Единственная подруга, Варька, опять свалила
в Париж к матери. А Аля, при всем моем хорошем к ней отношении, не стала мне
близкой… У нее, по-моему, все же закрутился роман с Левкой… ну и пусть, меня
это совершенно не касается. Эличке я не могу обо всем рассказать, и Нуцико
тоже, мне их жалко… Они старенькие уже, начнут страдать, думать, как мне
помочь… А кто мне поможет, кроме меня самой? Значит, я должна что-то с собой
сделать, как-то встряхнуть себя, что ли? Но как? Найти Вольника? Переспать с
ним? Еще неизвестно, захочет ли он… Он же гордый, вон с тех пор даже ни разу не
позвонил, не прислал эсэмэски, а я сама? Ни за что! У него наверняка уже есть
новая юная красотка… И она пока не создает ему проблем, как та. Так зачем ему
мои проблемы? Ему и своих хватает. Ладно, все не так страшно. Просто я не
выспалась, устала, промокла, вот и повесила нос…
