– Ой, мамочки! – простонала Таська.
В Малом зале консерватории яблоку было негде упасть. И дело,
понятно, было не в Матильде Пундик, а в том, что стало известно о выступлении
Воздвиженского и еще нескольких звезд мировой оперы.
Марго приехала с Тошкой, Тасей и Алей, которой она ничего не
сказала о том, что Таська будет петь. Девочка побыла с ними и через пять минут
растворилась в толпе.
Тошка, разумеется, тоже куда-то слиняла. Аля же пребывала в
раздражении. Ей пришлось отменить свидание со Львом Александровичем. Марго
настояла на том, чтобы она отдала последний долг педагогу дочери.
– Марго, но я же ее и видела-то всего два раза, что мне
там делать?
– Аля, я настаиваю! Это огромная потеря для Таси, и она
должна знать, что мама рядом с ней в такую минуту.
– Незаметно что-то, что она так уж скорбит, вчера
вернулась поздно, возбужденная, веселая даже.
– Тем не менее.
Але пришлось согласиться. Марго, конечно, встретила
множество знакомых, все были потрясены тем, как умерла Матильда Пундик.
Звучал орган, зал был украшен белыми розами, хотя многие,
естественно, пришли с разными цветами, но они лишь подчеркивали строгость и
красоту убранства. Выходили ученики и пели. Речей не произносилось, и
аплодисментов тоже не было. Наконец вышел Воздвиженский. Спел. Боже, какой
голос! Неужто Таська отважится петь после него? Надо было ее выпустить раньше,
испугалась Марго. Или она просто отказалась? Он закончил. Но не ушел, как
другие, а поднял руку, давая понять, что хочет что-то сказать.
– Господа, Матильда Наумовна не хотела речей, но
полагаю, одобрила бы то, что я сейчас скажу. В последние полгода ее жизни у нее
появилась новая ученица, девушка совсем юная, но чрезвычайно одаренная,
Матильда Наумовна возлагала на нее большие надежды, и я сейчас представлю ее на
ваш суд. Впрочем, оговорюсь – судить об этой девушке рано, она только-только
начинает.
Аля вдруг схватила Марго за руку.
Марго прижала палец к губам.
– И еще, господа, запомните это имя, Таисия Горчакова.
Да-да, это внучка нашего великого композитора. Итак, Таисия Горчакова.
Аля была близка к обмороку.
Воздвиженский сел за рояль. И тут на сцену вышла Таська. У
Марго вдруг оборвалось сердце. Как она похожа на свою бабушку Этери… Тоненькая,
в черном, предельно скромном платье. Господи, неужели она решится петь перед
этой, в основном очень искушенной публикой?
– Откуда у нее это платье? – прошептала Аля.
Воздвиженский заиграл вступление. «Аве Мария» Шуберта. Аля
так вцепилась в руку Марго, что та охнула от боли. И тут же замерла. Голос
девочки звучал так, что сердце Марго переполнилось счастьем. Такое с ней было
лишь однажды, в Венской опере, она забыла сложную славянскую фамилию певицы, но
сейчас испытала то же самое. Марго понимала, что Таське еще не хватает школы,
но это было не важно.
Таська допела до конца, неумело сделала книксен и буквально
умчалась за кулисы. И вдруг после некоторой паузы зал разразился
аплодисментами, казалось бы, неуместными в такой ситуации, но очарование юной
певицы было сильнее условностей.
– Марго, ты знала, да? Ты знала, что она будет
петь? – рыдала рядом Аля. – Почему же она мне не сказала, почему ты
промолчала?
– Я понимала, что ты будешь чудовищно волноваться, а уж
почему смолчала Таська… может, по той же причине, – сжалилась над Алей
Марго. – Ну, идем же к ней!
Выступление Таси было последним. Несколько мужчин, в том
числе и Воздвиженский, подняли гроб и понесли к выходу.
– Идем же, Аля! – Марго взяла ее за руку и повела
за собой. Навстречу им шла Тошка.
– Куда вы пропали? Воздвиженский не велел ехать на
кладбище. Поминок не будет. Он велел увезти Таську домой, а в семь часов заедет
к вам, тетя Аля. Будет серьезный разговор. Вот! Но как она пела, тетя Аля!
Тошка провела их к Таське. Та сидела одна в полной
прострации.
– Таська! Ты такая… Ты просто чудо! – накинулась
на кузину Тошка. – Это было так классно! Все просто обалдели!
– Да? Я ничего не помню… Меня Андрей вытолкал, сказал:
надо! Я и запела… Ой, мамочки, так было страшно! Мама, ты слышала?
Аля с глуповатой улыбкой обняла дочь, прижала к себе и
только шептала:
– Прости, прости, прости!
Марго решила взять дело в свои руки.
– Тася, ты сегодня что-нибудь ела?
– Да что там она ела! – всхлипнула Аля. –
Клюнула что-то… А хорошо, что я не знала, я бы с ума сошла.
Они вышли через черный ход. Тошка замотала Таську пестрым
шарфом, и они бегом бросились к машине. Воздвиженский не велел Таське ни с кем
разговаривать. Марго и Аля медленно шли следом.
– Теперь ты поняла? – спросила Марго.
– Да… Но все-таки, разве обязательно уезжать?
– Матильда считала, что да. И Воздвиженский так
считает.
– Но она же влюбится в него, он такой… А она девочка
еще совсем, глупенькая…
– Аля, он не даст ей погубить талант. Он умный,
целеустремленный, прекрасно знающий конъюнктуру и просто хороший, порядочный
человек.
– Откуда ты можешь это знать?
– Я знаю!
– Но тогда я поеду с ней!
– Только в том случае, если она сама того захочет и
если Андрей сочтет это целесообразным.
– Но я же мать!
– И что?
– Марго, не будь такой жестокой!
– Это не жестокость, а здравый смысл. Если ты поедешь с
ней, от тебя там никакого толку не будет. Без языка, без привычки к европейской
жизни, ты будешь просто гирей. В Таськином возрасте язык усваивается мгновенно.
В твоем – сомневаюсь. К тому же тебе там будет плохо, одиноко…
– А если она будет с ним спать?
– Такое не исключено.
– Но ей еще рано! А если залетит?
– Скорее она залетит от какого-нибудь здешнего парня,
ведь если она захочет с кем-то переспать, ты ее своими моральными принципами не
остановишь. Так что по-любому лучше Воздвиженский.
– У тебя нет ничего святого!
– А для тебя главная святыня – Таськина девственность?
А ты убеждена, что она еще девственница?
– Да!
– Дай тебе Бог!
– Ты что-то знаешь? Да?
