— Как насчет неустановленный?
— Хорошо, — сказала я. — И наверное, ванная.
— Черт, впечатай еще и лошади, — хмыкнул Марино.
— Пусть начинает, — предложила Люси, — а мы при необходимости всегда можем добавить другие слова.
Она вытянула ноги и начала массировать шею. С кухни доносился звук падающей воды и звон — Джанет мыла посуду.
Менее чем через минуту поиск был завершен. Компьютер просмотрел 11 873 отчета и обнаружил 453 ключевых слова.
— Это с 1988 года, — сообщила Люси. — Включены и отчеты по тем делам за границей, в которых участвовало АТО.
— Мы можем распечатать четыреста пятьдесят три отчета? — спросила я.
— Знаешь, тетя Кей, принтер уже упакован, — развела руками Люси.
— Тогда, может быть, перебросить на мой компьютер? — предложила я.
Она неуверенно пожала плечами:
— Можно, конечно, если только... Ладно, все в порядке, сделаем.
— Не беспокойся, мне не впервой иметь дело с конфиденциальной информацией. Никто ничего не узнает.
Едва сказав это, я поняла, что сморозила глупость.
— Будь у них что-нибудь в голове, сидела в ты здесь и занималась этой компьютерной ерундой, — сказал Марино.
— Я стараюсь просто делать свое дело, а где — не имеет значения. — Люси повернулась ко мне: — Конечно, тетя Кей, я перешлю тебе эти файлы.
Она вышла из комнаты, и мы последовали за ней в кухню, где Джанет аккуратно заворачивала в газеты стеклянные стаканы и складывала их в коробку.
— Ты не против прогуляться? — обратилась я к племяннице. — Мне ведь пора уходить.
Она посмотрела на меня недоверчиво.
— Что?
— Мы, наверное, не скоро увидимся.
— Можно просто посидеть на балконе.
— Вот и отлично.
Мы устроились на белых пластиковых стульях на открытом воздухе, прямо над улицей, ожившей с наступлением вечера. Внизу, не останавливаясь, проносились такси, за окном «Пламени» плясали отблески камина, и люди, сидевшие в темноте, разговаривали и пили вино.
— Хочу узнать, как твои дела. У меня такое впечатление, что ты о многом мне не рассказываешь.
— Ты тоже, — с невеселой улыбкой ответила Люси.
Я видела ее четкий профиль.
— У меня все в порядке. Как всегда. Наверное, слишком много работаю. Что еще изменилось?
— Ты всегда беспокоишься обо мне.
— С тех пор, как ты появилась на свет.
— Почему?
— Потому что кто-то должен.
— Я не упомянула, что мама сделала подтяжку?
При одном упоминании о единственной сестре сердце мое превратилось в камень.
— В прошлом году она поставила новые коронки, в этом делает лифтинг, — продолжала Люси. — Ее нынешний приятель, Бо, болтался здесь целых полтора года.
— Люси!
— О, только не будь такой праведницей, тетя Кей. Ты относишься к ней так же, как и я. Ну чем я так провинилась, что получила в матери такой кусок дерьма?
— Ты не должна ее ненавидеть, Люси, — тихо сказала я. — От этого легче не станет.
— Она ни слова не сказала о моем переезде в Филадельфию. Ее это ни хрена не интересует. Она никогда не спрашивает, как дела у Джанет. Или, если уж на то пошло, у тебя. Выпью-ка я пива. Хочешь?
— Пей, я не буду.
Тьма сгущалась, и в ней растворялись проплывающие внизу фигуры людей, шумные и молчаливые, одинокие и держащиеся друг за друга. Я хотела расспросить Люси о том, что рассказала Джанет, но боялась поднимать эту тему. Люси расскажет все сама, уверяла я себя, но тут же другой голос, голос врача, требовал взять все под контроль. Вернувшись на балкон, моя племянница открыла бутылку «Миллера».
— Давай поговорим о Кэрри, — сухо сказала Люси, делая глоток, — может, тебе действительно станет легче. Так вот, у меня есть браунинг «хай-пауэр», есть служебный «зиг» и есть дробовик — двенадцатый калибр, семь патронов. Скажи, что еще нужно, и я куплю. Но думаю, если она только посмеет появиться, мне вполне хватит голых рук. Знаешь, с меня достаточно. — Она снова подняла бутылку. — Рано или поздно человек просто принимает решение и живет дальше.
— Какое решение?
Люси пожала плечами:
— Ты решаешь, что не можешь дать кому-то больше власти над собой, чем уже дал. Нельзя жить в постоянном страхе или постоянной ненависти. В некотором смысле ты просто перестаешь об этом думать. Занимаешься своим делом, зная, что если чудовище когда-либо встанет на твоем пути, то пусть все решит схватка не на жизнь, а на смерть.
— Что ж, мне нравится такое отношение. Возможно, единственно правильное. Правда, я не уверена, что ты действительно прониклась им, но будем надеяться.
Некоторое время моя племянница молча смотрела на урезанный диск луны, сдерживая, как мне показалось, подступившие к глазам слезы.
— Знаешь, тетя Кей, решать их компьютерные задачки для меня все равно что орешки щелкать.
— Думаю, ты могла бы щелкать эти орешки и в Пентагоне, — мягко сказала я, чувствуя, как сжимается от боли сердце.
— Мне просто не хочется слишком уж высовываться.
Я промолчала, не зная, что сказать.
— Не всем нравится, что я умею управлять вертолетом и... Ну, ты понимаешь.
— Я знаю, что ты умеешь, и этот список наверняка еще вырастет. Тебе, наверное, очень одиноко.
— Ты когда-нибудь чувствовала что-то подобное? — шепотом спросила она.
— Всю жизнь, — прошептала в ответ я. — И теперь ты знаешь, почему я люблю тебя так, как люблю.
Она посмотрела на меня, потом протянула руку и мягко коснулась моего запястья:
— Вам пора ехать. Я не хочу, чтобы ты садилась за руль в таком состоянии.
Глава 10
Было уже около полуночи, когда я притормозила у поста охраны нашего квартала и дежурный сделал мне знак остановиться. Такое случалось не часто, и я подумала, что либо моя сигнализация сработала среди ночи и перебудила соседей, либо какой-нибудь чудак попытался прорваться на территорию, чтобы взять у меня интервью. Проспавший последние полтора часа Марино проснулся в тот самый момент, когда я опустила стекло.
— Добрый вечер. Как поживаете?
— У меня все в порядке, доктор Скарпетта, — ответил он, наклоняясь к окну. — Просто за последний час с небольшим случилось кое-что довольно необычное. Я решил, что дело нечисто, и попытался связаться с вами, но вас не было дома.
