— Терпение и труд...
— Да нет, я серьезно. А мы тут сидим сложа руки.
— Тебя к тесту никто и близко не подпустит, уж поверь. Закрытая зона. Тетя Кей, локоть не беспокоит?
Поднимаю на них взгляд и пытаюсь сфокусировать внимание. Тесто разминаю правой рукой, придерживая кончиками пальцев, выглядывающих из гипса. Бросаю взгляд на часы над раковиной, и до меня доходит, что я совсем потеряла счет времени и месила почти десять минут.
— Господи, ты что, с неба свалилась? — От безмятежности Люси не осталось и следа, и она мрачно вглядывается в мое лицо. — Не позволяй мыслям пожрать тебя заживо. Все еще наладится.
Она-то думает, будто я переживаю из-за спецкомиссии, хотя по иронии судьбы о грозящем разбирательстве я за все утро ни разу не вспомнила.
— Мы с Тиун тебя выручим. Уже кое-что предприняли. Думаешь, мы тут баклуши били? У нас план готов, надо бы обсудить.
— Только сначала эггног, — говорит Макговерн с добродушной усмешкой.
— Бентон когда-нибудь упоминал при вас последнюю инстанцию? — выкладываю я, яростно глядя на болтушек, будто те в чем-то провинились; судя по ответному выражению на их лицах, мои гостьи о недавних делах ни сном ни духом.
— Ты имеешь в виду то, чем мы сейчас занимаемся? — хмурится Люси. — Нашу нью-йоркскую контору? Неоткуда ему было проведать — разве что ты рассказала про кое-какие наметки. — Это уже к Макговерн.
Делю тесто на части и начинаю снова мять.
— Мне всегда хотелось на себя работать, — отвечает Тиун. — А с Бентоном разговора такого не заходило. У нас в Пенсильвании возни и так было по горло.
— Вот уж поскромничала так поскромничала, — мрачно замечает племяшка.
— Верно. — Ее подруга вздыхает и качает головой.
— Если Бентон даже не догадывался о частном предприятии, которое вы планировали организовать, — говорю я, — может быть, вы при нем хотя бы упоминали о последней инстанции? Ну, просто как о забавном замысле? В порядке шутки? Я пытаюсь вычислить, почему он так нарек свою папку.
— Что за папка? — Люси навострила ушки.
— Сейчас, Марино приедет, увидим. — Я заканчиваю месить первую порцию теста и туго оборачиваю ее пленкой. — Она лежала в «дипломате» Бентона, когда тот погиб в Филадельфии. — Пересказываю подругам то, что поведала в письме Анна, и Люси помогает прояснить по крайней мере кое-что. Она упоминала при нем, что стоит за идеей последней инстанции, расшифровала ее философию. Кажется, однажды в машине расспрашивала его про частные консультации, которые он стал давать, уйдя со службы. Тот ответил, что занятие это довольно прибыльное, хотя есть и сложности: приходится самому решать организационные проблемы, очень не хватает секретарши или помощника на телефоне. Люси с жаром ответила, что, может быть, нам всем стоит объединиться и организовать собственное дело. Тогда же она и использовала термин «последняя инстанция», вроде бы как «наш союз».
Расстилаю на рабочем столе чистые сухие полотенца.
— А Бентон не мог вычислить, что когда-нибудь ты задумку реализуешь? — спрашиваю я.
— Я сказала, что, если достану денег, сразу же брошу работать на это хмыревое правительство, — отвечает Люси.
— Вот как. — Вставляю в макаронницу ролики для раскатывания пластов, регулировку — на максимальную толщину пласта. — Любой, кто тебя хорошо знает, сообразит, что достать денег на какой-нибудь проект лишь вопрос времени. И Бентон всегда считал тебя слишком яркой индивидуалисткой и непоседой, чтобы извечно прозябать на государственной службе, и нисколько бы не удивился тому, что сейчас с тобой происходит, Люси.
— По правде говоря, все к тому и шло, — соглашается Макговерн. — Поэтому и с ФБР ты долго не протянула.
Люси не задета. По крайней мере она поняла, что наделала достаточно ошибок, и худшая из них — роман с Кэрри Гризен.
Она уже не винит ФБР за то, что ее пытались фактически выжить с работы. Приплюснув ладонью ломоть теста, пропускаю его через валики.
— Мне вот интересно: Бентон случайно использовал название вашей концепции или думал, что потом «Последняя инстанция», имея в виду нас, займется и его собственным делом? — подкидываю я предположение. — Что в конечном итоге он окажется в наших руках, потому как, раз машина раскрутилась, ее не остановить даже ценой жизни? — Снова пропускаю тесто через макаронницу, и еще раз, пока из насадки не выползает идеально плоская полоса укладывается на полотенце. — Он ведь знал. Каким-то образом Бентон просек.
— Он всегда знал. — На лице Люси читается глубокая печаль.
Бентон — с нами в кухне. Его присутствие осязаемо; я готовлю рождественскую пасту, и мы обсуждаем, как работал его ум. Он умел смотреть в глубь вещей, в самую суть. Всегда видел далеко вперед. Представляю, как он рисовал в воображении будущее после своей смерти и продумывал нашу возможную реакцию на различные события, включая и обнаруженные в его дипломате папки. Точно знал: если с ним что-нибудь случится — а он явно боялся, что это все-таки произойдет, — тогда я почти наверняка просмотрю и его «дипломат». Впрочем, одна мелочь ускользнула от его внимания: сначала в «дипломате» покопался Марино и экспроприировал папочку. Так что узнать о ней мне выпало только теперь.
К полудню автомобиль Анны забит всем необходимым для поездки на побережье, а столы устелены макаронами для лазаньи. На плите томится соус из помидоров. Пармезан уже натерт и разложен по тарелкам, а свежая моцарелла лежит на полотенце, отдавая ему часть излишней влаги. В комнатах пахнет чесноком и дымом древесной стружки, горят рождественские гирлянды, из камина выплывает дым. К прибытию долгожданного гостя, по обыкновению шумного и неуклюжего, в доме царит атмосфера радости, которой уже некоторое время в нашем кругу не наблюдалось. Марино нарядился в джинсы и джинсовую рубашку, в руках куча подарков и бутылка контрабандной водки.
Из сумки с празднично обернутыми коробочками выглядывает уголок папки.
— Хо! Хо! Хо! — провозглашает новоприбывший. — С Рождеством, так его растак! — обрушивает на нас свое любимое праздничное приветствие, а душой где-то далеко. Что-то мне подсказывает — последние несколько часов Пит не только шарил по шкафам. Поисками он не ограничился: Марино полюбопытствовал содержимым папки.
— Выпить налейте, — заявляет он.
Глава 31
Я на кухне, зажигаю плиту и готовлю пасту. Смешиваю тертые сыры с рикоттой и пересыпаю, вперемежку с мясным соусом, лапшу в глубокую посудину. Анна шпигует финики сливочным сыром, ставит полную пиалу соленых орешков. Остальные гости тем временем разливают пиво или вино, смешивают праздничные зелья — кто что. Сегодняшний выбор Марино — перченая «Кровавая Мери», которую он изготовил на основе своего левого спирта.
Настроеньице у нашего друга престранное, и он активно закладывает за воротник. Папка «По инстанции» — черная дыра, она так и лежит в сумке с подарками; по иронии судьбы, под елкой. Марино знает, что в ней, но я не спрашиваю. Как и остальные. Люси подготавливает ингредиенты для печенья с шоколадной крошкой и двух пирогов: с арахисовым маслом и с лаймом, будто мы весь город накормить собираемся. Макговерн откупоривает красное бургундское шамбертен гранкрю, а Анна накрывает на стол. Загадочная папка так и манит к себе, молча и неотступно. У нас будто негласная договоренность: сначала выпить хотя бы по одному бокалу и поесть, а уж потом обсуждать убийства.
