Генри возвращается к креслу, держа чашку обеими руками. Ее невнимательность не задевает Бентона. Вежливый человек поинтересовался бы, не хочет ли и он кофе, но она на редкость эгоистична и бесчувственна. Была такой до нападения и останется такой навсегда. Хорошо, если бы Люси никогда с ней больше не встречалась. Думая об этом, Бентон напоминает себе, что не имеет права выражать такого рода пожелания или предпринимать что-то в этом направлении.
– Генри, – говорит он, поднимаясь, чтобы налить себе кофе, – вы готовы поговорить о нападении?
– Да. Но я ничего не помню. – Ее голос летит за ним в кухню. – И я знаю, что вы мне не верите.
– Почему вы так думаете? – Он наливает кофе и возвращается в гостиную.
– Доктор же не поверил.
– Ах да, доктор. Да, он сказал, что не верит вам. – Бентон усаживается на диван. – Полагаю, вы знаете, какого я мнения об этом докторе. Я уже говорил, но выскажусь еще раз. Он считает всех женщин истеричками и не питает к ним ни симпатии, ни уважения, а значит, боится их. К тому же он врач «скорой помощи» и ничего не знает о насильниках и их жертвах.
– Он считает, я сама все это сделала, – сердито отвечает Генри. – Думает, я не слышала, что он сказал медсестре.
«Осторожнее, – предупреждает себя Бентон. – Генри выдает новую информацию. Остается лищь надеяться, что она ничего не сочинила».
– Расскажите. Мне бы очень хотелось знать, что такого он сказал медсестре.
– На этого придурка стоило бы подать в суд, – добавляет Генри.
Бентон ждет, попивая кофе.
– Может, я еще и подам. – Она презрительно фыркает. – Он думал, я не слышу, потому что когда вошел в комнату, я лежала с закрытыми глазами. Медсестра стояла у двери, а я сделала вид, что в отключке.
– Притворились, что спите, – вставляет Бентон.
Генри кивает.
– Вы это умеете. Вы были профессиональной актрисой.
– Я и сейчас ею остаюсь. Актерами быть не перестают. Просто сейчас я не снимаюсь, потому что занята другими делами.
– Мне кажется, у вас это хорошо получалось.
– Да.
– Вы умели притворяться. – Он делает паузу. – Вы часто притворяетесь, Генри?
Она смотрит на него, и взгляд ее становится жестким.
– Я притворялась в больничной палате, потому что хотела услышать, что скажет врач. Я слышала все, каждое слово. «Если на кого-то злишься, легче всего прикинуться изнасилованной. Страшней расплаты нет». Так он сказал, а потом рассмеялся.
– Что ж, если хотите подать на него в суд, я винить вас не стану. Это было в приемной «Скорой помощи»?
– Нет. В моей палате. Сначала они взяли анализы, а потом отправили меня в палату. Я уже не помню, на каком этаже.
– А вот это совсем плохо, – говорит Бентон. – Ему вообще не следовало заходить в палату. Он работает в «скорой помощи», и на этажах ему делать нечего. Скорее всего заглянул из любопытства, и это неправильно.
– Я подам на него в суд. Ненавижу. – Генри снова трет палец на ноге. Синяки на руках уже приобрели цвет никотиновых пятен. – А еще он упомянул о каких-то декстрохедах. Не знаю, что это значит, но прозвучало оскорбительно. Он насмехался надо мной.
Опять новая информация. Надежда возрождается. Может быть, если достанет времени и терпения, он узнает что-то еще, соберет какие-то крупицы правды.
– Декстрохед – человек, злоупотребляющий средствами от аллергии и гриппа или сиропами от кашля, в которых содержатся опиаты. К несчастью, популярное среди тинейджеров увлечение.
– Придурок, – бормочет Генри, подтягивая полу халата. – А вы можете устроить ему неприятности?
– Как по-вашему, почему доктор решил, что вас изнасиловали?
– Не знаю. Но меня никто не насиловал.
– Вы помните ту медсестру, что вас осматривала?
Она медленно качает головой.
– Вас привезли на каталке в смотровой кабинет и там обследовали с целью сбора вещественных улик. Вы ведь знаете, что это такое? После того как вам надоело быть актрисой, вы пошли на службу в полицию. Потом, несколько месяцев назад, прошлой осенью, вы познакомились в Лос-Анджелесе с Люси, и она предложила вам работать у нее. Так что вы знаете, как брать мазки, собирать волосы и нитки и все остальное.
– Мне не надоело. Я просто хотела отвлечься на какое-то время, заняться чем-то другим.
– Хорошо, пусть так. Но вы помните, как вас осматривали?
Генри кивает.
– А медсестру? Говорят, она очень приятная и внимательная. Ее зовут Бренда. Она осмотрела вас, чтобы получить свидетельства сексуального нападения. В этой же комнате осматривают и детей, поэтому там были чучела животных. Обои с Винни Пухом, медведями, деревьями. Бренда была не в форме, а в голубом костюме.
– Вас же там не было.
– Она рассказала мне по телефону.
Генри утыкается взглядом в свои голые ноги.
– Вы спрашивали, как она была одета?
– У нее карие глаза и короткие черные волосы. – Бентон пытается выяснить, что подавляет Генри – или она только делает вид, что подавляет, – к тому же пора поговорить и о нападении.
– Семенной жидкости не обнаружено. Никаких улик в пользу сексуального нападения тоже. Но Бренда нашла прилипшие к коже волокна. Похоже, вы пользовались лосьоном или каким-то кремом. Вы помните, чем натирались в то утро?
– Нет, – негромко отвечает она. – Но я не могу сказать, что не натиралась ничем вообще.
– Кожа была маслянистая, – продолжает Бентон. – Бренда даже уловила аромат. Приятный, как у ароматизированного лосьона.
– Он ничем меня не мазал.
– Он?
– Должно быть, он. А вы разве не думаете, что это был он? – спрашивает Генри с надеждой в голосе, но получается фальшиво – так звучит голос у тех, кто пытается обмануть себя или других. – Это не могла быть она. Женщины так не делают.
– Женщины делают все. Сейчас мы не знаем, кто это был, мужчина или женщина. На матрасе в спальне обнаружено несколько волосков с головы, черных, курчавых. Длиной пять-шесть дюймов.
– Но мы ведь узнаем, правда? Волосы годятся для теста на ДНК, а после теста сразу выяснится, что это не женщина.
– Боюсь, не все так просто. С помощью современных тестов ДНК установить половую принадлежность невозможно. Расовую – да, но не половую. И даже тест на расовую принадлежность займет не меньше месяца. Итак, вы полагаете, что нанесли лосьон сами.
– Нет. Но и не он. Я бы не позволила ему это сделать. Я бы сопротивлялась, дралась. Может быть, он как раз этого и хотел.
– Значит, вы лосьоном в то утро не пользовались?
– Я же сказала, что не пользовалась. И он меня им не натирал. Все, хватит. Это не ваше дело.
