— Не твое собачье дело. Сколько раз тебе повторять? Я разговариваю с кем хочу, и ты мне не указ.
— Не мое? А вот и мое! Ты, ж провел с ней целую ночь, лживый ублюдок! Я же видела твой гребаный мотоцикл на следующее утро! Думаешь, не догадалась? Ну и как? Получилось? Хорошо было? Ты ж ее давно хотел, полжизни только об этом и мечтал! И что, козел жирный?
— Не знаю, кто вбил в твою тупую голову, что ты — пуп земли и должна все знать. Но слушай внимательно и заруби на носу: это тебя не касается!
После короткого обмена любезностями вроде «да пошел ты», проклятиями и угрозами Шэнди выскакивает из домика и хлопает дверью. Люси наблюдает за ней из своего укрытия. Шэнди сердито топает к мотоциклу, садится, бороздит колесами песчаный дворик и, газанув, с шумом и треском уносится в направлении моста. Люси ждет еще несколько минут, прислушивается, не возвращается ли Шэнди. Нет. Только катят где-то далеко машины да громко стучит дождь. Она взбегает на крыльцо и колотит в дверь. Марино открывает сразу, рывком; лицо злое, потом пустое, потом на нем проступает беспокойство — выражение меняется, как картинки на автомате.
— Ты что здесь делаешь?
Он смотрит мимо нее, словно боится, что Шэнди вот-вот вернется.
Люси входит в неряшливое, запущенное обиталище, которое знает намного лучше, чем думает Марино. Бросает взгляд на компьютер — флэшка на месте. Рекордер и наушник уже спрятаны в карман плаща. Он закрывает дверь и стоит у порога, растерянный, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Она садится на клетчатый диван, от которого несет плесенью.
— Слышал, ты шпионила за мной и Шэнди, когда мы были в морге. Как будто мы террористы. — Марино начинает первый, возможно, предполагая, что поэтому она и пришла. — Только меня таким дерьмом не проймешь, неужели не дошло еще?
Он пытается запугать ее, хотя и знает прекрасно, что ничего из этого выйдет, что фокус не проходил, даже когда Люси была еще ребенком. Даже позже, когда он высмеивал ее за то, что она такая, какая есть.
— С твоей тетей мы уже поговорили, — продолжает Марино. — Так что больше сказать нечего, и не начинай.
— И это все, что ты сделал? Поговорил с ней? — Люси наклоняется вперед, достает из кобуры на щиколотке «глок» и наставляет на него. — А теперь назови хотя бы одну причину, почему я не должна тебя пристрелить. — Голосу нее ровный, бесстрастный.
Марино не отвечает.
— Всего одну причину, — повторяет Люси. — Вы с Шэнди так орали. Я ее вопли за милю слышала.
Она встает с дивана, подходит к столу и выдвигает ящик. Вынимает «смит-и-вессон», тот, что видела прошлой ночью, снова садится, убирает «глок» в кобуру. Теперь на Марино смотрит его собственный револьвер.
— Отпечатков Шэнди здесь полным-полно. Думаю, и ее ДНК найдется. Вы ругаетесь, она стреляет в тебя и сматывается. Такая уж патологически ревнивая сука.
Люси взводит курок. Марино остается на месте. Как будто его это не касается.
— Одну причину.
— Нет у меня причины, — говорит он. — Давай. Я хотел, чтобы она это сделала, но она не захотела. — Это о Скарпетте. — Если не она, так пусть ты. Валяй. Обвинят Шэнди — мне наплевать. Я тебе даже помогу. В моей комнате ее тряпки. Бери. Найдут ее ДНК на револьвере, а большего и не надо. В баре все знают, что она за штучка. Пусть поспрашивают Джесс. Никто и не удивится.
Он умолкает. Секунду-другую оба только смотрят друг на друга. Он стоит у двери, опустив руки. Люси на диване. Целится в голову. Грудь — мишень побольше, но ей без надобности, и Марино это знает.
Она опускает револьвер.
— Сядь.
Он садится на стул возле компьютера.
— Так и знал, что она тебе расскажет.
— Она не рассказала. Никому. Ни слова. Защищает тебя. Подумать только! Ты видел, какие у нее запястья?
Ответ — блеск в налитых кровью глазах. Люси никогда не видела, чтобы он плакал.
— Роза заметила. Рассказала мне. А сегодня утром, когда мы были в лаборатории, я увидела сама. Синяки. И что ты намерен с этим делать?
Она пытается не думать о том, что было между ними, гонит прочь навязчивые образы. От одной мысли о том, что он дотрагивался до ее тети Кей, Люси бросает в дрожь, словно жертвой была она сама. Она смотрит на его здоровенные ручищи, рот и гонит, гонит лезущие в голову картины.
— Что сделано, то сделано, — говорит Марино. — Обещаю, больше я к ней не подойду. И к тебе тоже. Иначе можешь пристрелить меня, как сейчас грозилась, и обставить все по-своему. Как умеешь. Как и раньше делала. Или убей сейчас. Если бы кто-то обошелся с ней так, как я, я бы его убил. Он уже был бы трупом.
— Трус. Жалкий трус. Скажи ей хотя бы, что сожалеешь, попроси прощения, а не прячься.
— Зачем? Что толку? Все, конец. Поэтому я и узнаю обо всем последним. Меня ж никто не просил съездить на Хилтон-Хед.
— Не прикидывайся простачком. Это тетя Кей попросила тебя повидаться с Мэдлиз Дули. У меня такое в голове не укладывается. Смотреть тошно.
— Больше не попросит. После того, как ты здесь побывала. И я не хочу, чтобы вы меня просили о чем-то. Все, конец.
— Ты помнишь, что сделал?
Марино не отвечает. Он помнит.
— Скажи, что сожалеешь. Скажи, что не был настолько пьян, чтобы ничего не помнить. Скажи, что помнишь, что исправить ничего уже нельзя, но тебе жаль, что так случилось. Она же тебя не расстреляет. Даже не отошлет. Она не такая, как я. Она — лучше. — Люси сжимает рукоятку револьвера. — Ну почему? Скажи, почему? Ты ведь и раньше при ней напивался. Вы с ней миллион раз оставались одни, даже в одном номере. Почему? Как ты мог?!
Марино берет сигарету, прикуривает. Руки дрожат.
— Все. Да, оправдания нет. Я как будто спятил. Да, знаю, это уже не важно. Она вернулась с кольцом, и я… не знаю…
— Знаешь.
— Не надо было писать доктору Селф. Она меня совсем задурила. Потом Шэнди. Дурь всякая. Выпивка. В меня будто бес вселился. Откуда только взялся.
Слушать этот лепет выше всяких сил. Люси встает, бросает револьвер на диван и идет мимо Марино к двери.
— Послушай, — говорит он. — Всю эту дрянь доставала Шэнди. Я не первый, кого она на нее подсадила. От последней хрени у меня три дня стоял. А ей было смешно.
— Что за дрянь? — спрашивает Люси, хотя уже знает.
— Гормонный гель. От него просто с ума сходишь, хочется всех трахать, всех убивать. А ей все мало. Такой ненасытной бабы у меня еще не было.
Люси прислоняется к стене, складывает руки на груди.
— Тестостерон. Его ей выписывает один проктолог в Шарлотте.
Марино растерянно смотрит на нее:
— А ты откуда… — Лицо его темнеет. — А, понял. Ты здесь побывала. Вон оно что.
