— Она, должно быть, нечто особенное, — продолжает Шэнди. — Не зря ж ты так ее ненавидишь.
— Вот что мы сделаем, — говорит доктор Селф. — Ты покинешь этот чудный городок и никогда больше туда не вернешься. Знаю, тебе будет недоставать домика на берегу, но поскольку твоим я называю его только из вежливости, эту потерю ты переживешь быстро. Перед тем как уехать, уберешь там все подчистую. Помнишь рассказы об апартаментах принцессы Дианы? Что случилось с ними после ее смерти? Обои оборвали, машину смяли, даже лампочки выкрутили.
— Мой «БМВ», как и байк, никто не тронет.
— Начнешь сегодня же вечером. Все отчистить, отмыть, отскрести, если надо, покрасить. Вещи сожги — мне они не нужны. Не оставляй ничего — ни капли крови или слюны, ни клочка одежды, ни волоска, ни кусочка пищи. Возвращайся в Шарлотту — там твое место.
— Ты же сама говорила, что я должна жить здесь, в Чарльстоне, чтобы…
— Что ж, я передумала.
— Ты не можешь меня заставить. Мне наплевать, кто ты такая, и я устала от твоих вечных указаний, что делать и что говорить. Или не говорить.
— Я в состоянии заставить тебя делать все, что мне угодно. А тебе бы не помешало быть со мной повежливее. Ты попросила о помощи, и я приехала. Приехала и объяснила, как тебе поступить, чтобы не отвечать за свои грехи. Ты должна сказать: «Спасибо, я сделаю все, как ты велишь, и никогда больше ничем тебя не огорчу».
— Так дай то, что мне надо. Выпивки нет, и у меня уже голова болит от твоих указаний. Я от тебя с ума сойду.
— Не торопись. Мы еще не закончили нашу милую беседу у камина. Что ты сделала с Марино?
— Он гонзо.
— Гонзо. Ты начитанна. Беллетристика и впрямь великая вещь, а гонзо-журналистика правдивее правды. Исключение — война, поскольку воюем мы из-за выдумки. Тебя она привела к тому, что ты сделала, к этому ужасу. Тут есть о чем подумать. Вот сейчас ты сидишь здесь, в этом самом кресле, из-за Джорджа Буша. И я тоже здесь из-за него. Разговаривать с тобой — ниже моего достоинства, а потому имей в виду — я выручаю тебя в последний раз.
— Мне понадобится другой дом. Не могу же я уехать куда-то и жить без собственного дома.
— Какая ирония! Я попросила тебя позабавиться с Марино, потому что хотела позабавиться со Скарпеттой, но об остальном речи не было. Я и не знала об остальном. Теперь знаю. Переиграть меня дано немногим, а вот таких, кто был бы хуже тебя, я еще не встречала. Прежде чем упакуешь вещички, приберешь за собой и отправишься туда, куда отправляются тебе подобные, последний вопрос. Была ли в твоей жизни хоть одна минута, когда ты о чем-то задумывалась? Речь, моя дорогая, не о каком-то импульсном контроле. Как ты могла жить с этим на протяжении стольких дней? Я, например, не могу смотреть даже на побитую собачонку.
— Послушай, дай мне то, зачем я пришла, ладно? Марино из игры вышел. Я все сделала, как ты сказала…
— Я не просила тебя делать то, из-за чего пришлось лететь в Чарльстон, хотя у меня есть дела и получше. И я не уеду отсюда, пока не буду знать, что тебя здесь нет.
— Ты мне должна.
— Напомнить, во что ты обошлась мне за все эти годы?
— Ты мне должна. Я не хотела его оставлять — ты заставила! Мне осточертело проживать твое прошлое. Гадить, потому что тебе это доставляло удовольствие, потому что после моего дерьма твое уже не так воняло. Ты могла просто забрать его у меня, но тебе ж не хотелось. Вот почему мне пришлось выкручиваться самой. Ты и этого тоже не хотела. Так почему ж страдать должна я одна?
— Ты хотя бы сознаешь, что этот милый отель стоит на Митинг-стрит и что, если бы окна моего номера выходили на север, а не на восток, мы могли бы видеть морг?
— Она настоящая нацистка, и я даже не сомневаюсь, что он ее поимел — по-настоящему. Соврал мне, чтобы провести у нее ночь. Ну и как тебе это? Должно быть, она та еще штучка. Он ради нее на все готов — гавкать, как пес, или жить в конуре. И мне пришлось все это терпеть, так что за тобой должок. А ведь ничего бы и не было, если б не ты со своими фокусами. «Шэнди, не будешь ли ты так любезна поиграть с одним большим, тупым копом?» Помнишь?
— Ты для себя старалась. Получила нужную тебе информацию. Я лишь сделала предложение, но согласилась ты отнюдь не ради меня. Представилась возможность, и ты ею воспользовалась. В этом тебе не откажешь, в умении из всего извлекать выгоду. Я бы даже сказала, что у тебя своего рода талант. И вот награда. Наверное, за все, во что ты мне обошлась. Так она изменила? Интересно, знает ли об этом ее любовник?
— А как же я? Этот придурок и меня обставил. Такого со мной еще никто себе не позволял. Чтобы какой-то жирный козел променял меня на другую…
— Вот что ты сделаешь. — Доктор Селф достает из кармана красного шелкового халата конверт. — Ты расскажешь обо всем Бентону Уэсли.
— Какая же ты недобрая!
— Справедливость требует, чтобы он узнал. Здесь твой чек. Пока не забыла.
Она держит конверт и не отдает его Шэнди.
— Ты опять со мной играешь.
— О нет, милая, это не игра. Кстати, электронный адрес Бентона у меня есть. Ноутбук на столе.
Конференц-зал.
— Ничего необычного, — говорит Люси. — С виду такой же.
— Такой же? — спрашивает Бентон. — Такой же, как когда?
Все четверо собрались за небольшим столом в комнате, где, возможно, жила когда-то молодая служанка по имени Мэри, получившая свободу рабыня, пожелавшая после войны остаться в семье. Скарпетта не пожалела времени на изучение истории дома и теперь уже раскаивается, что купила его.
— Спрошу еще раз, — говорит капитан Пома. — У вас были с ним какие-то проблемы? Может быть, по работе?
— А когда у него не было проблем по работе? — Это Люси.
От Марино никаких известий. Скарпетта звонила ему раз десять — он не ответил, не перезвонил. По дороге сюда Люси заехала к нему домой. Мотоцикл под навесом, а вот грузовичка нет. Ей никто не открыл. Люси говорит, что только заглянула в окно, но Скарпетта знает племянницу.
— Пожалуй, — говорит она. — Я бы сказала, что он был здесь несчастлив. Скучал по Флориде, и, может быть, ему не нравилось работать на меня. Думаю, сейчас не самое лучшее время заниматься невзгодами Марино.
Она чувствует на себе взгляд Бентона. Записывает что-то в блокнот, просматривает уже сделанные записи. Еще раз пробегает глазами по лабораторному отчету, хотя и без того знает, что там сказано.
— Он не уехал, — говорит Люси. — А если уехал, то ничего с собой не взял.
— Вы это в окно увидели? — спрашивает капитан Пома.
Люси определенно вызывает у него интерес. Он наблюдает за ней с самого начала, когда они только собрались в этой комнате. Наблюдает с любопытством, а она старается не обращать на него внимания. На Скарпетту Пома смотрит так же, как смотрел в Риме.
