Я иду через кабинет, замерзшая, вымотанная, пристыженная. Снимаю лабораторный халат с крючка на двери.
— Не знаю, что, как ты считаешь, я тебе не рассказала. Понятия не имею, в чем он замешан и с кем. Понятия не имею о его маниях, диссоциативных состояниях или провалах памяти. При мне ничего этого не было, и он никогда ни о чем таком мне не рассказывал, если это правда.
Я надеваю лабораторный халат. Он огромный, и я улавливаю слабый запах эвкалипта, как у «викс», у «бенгей»
[42]
.
— Возможно, психическое расстройство с примесью нарциссизма и приступами взрывного гнева, — продолжает Бентон, как будто не слыша меня. — Или наркотики. Возможно, те его дурацкие средства, что принимают спортсмены. Он плохо представляет ЦСЭ, и это еще очень мягко сказано. От Дугласа и Дэвида ничего не скроешь. Плохие слухи о ЦСЭ появились с начала ноября, когда они занимались похищением и убийством Уолли Джеймисона. Можешь себе представить, что дошло до Бриггса и других. Джек буквально в шаге от того, чтобы все разрушить, а это открывает возможности для разных пройдох. Как я и говорил, это порождает менталитет мародера.
Я останавливаюсь перед окном и смотрю на темную, заснеженную улицу, как будто могу найти там то, что напомнит мне, кто я есть, что даст мне силы и утешение.
— Он причинил много вреда, — доносится сзади голос Бентона. — Не знаю, было ли это сделано намеренно. Но подозреваю, что в какой-то степени это произошло из-за ваших с ним сложных отношений.
Снег падает под острым углом, ударяясь в окно почти горизонтально, с резким стуком, напоминающим постукивание ногтями, что-то беспокойное и тревожное. Когда я смотрю на снег, бьющий в стекло, у меня кружится голова и все плывет перед глазами.
— Так вот в чем все дело, Бентон? В наших сложных отношениях с Филдингом?
— Мне надо об этом знать. Лучше спрошу я, чем кто-то другой.
— Ты говоришь, что все из-за этого идет насмарку. В этом корень всех бед. — Я не поворачиваюсь, не отрываю взгляда от окна, пока не могу больше смотреть на летящие ледяные крупинки снега и дорогу внизу, на темную реку и переменчивую зимнюю ночь. — Так ты считаешь. — Я хочу, чтобы он подтвердил то, что только что сказал. Хочу знать, включает ли то, что пошло насмарку, нас с Бентоном.
— Мне просто надо знать, о чем ты мне не рассказала, — настаивает он.
— Не сомневаюсь, что тебе и кое-кому другому надо это знать, — зло отзываюсь я, чувствуя, как участился пульс.
— Я понимаю, что дела из прошлого не решаются легко. Понимаю, какие грозят осложнения.
Я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. И то, что я вижу в нем, — не просто уголовные дела и покойники, или моя мятежная контора, или мой свихнувшийся заместитель. Я вижу недоверие Бентона ко мне и моему прошлому. Вижу его сомнения в моем характере и в том, кто я для него.
— Я никогда не спала с Джеком, — говорю я. — Если это то, что ты пытаешься узнать и избавить кого-то другого от неловкости спрашивать меня. Или ты беспокоишься, что неловко будет мне? Этого ты не раскопаешь, потому что этого не было. Если ты об этом пытаешься спросить меня, вот тебе ответ. Можешь передать его Бриггсу, ФБР, генеральному прокурору и всем, кому хочешь.
— Я бы понял, когда Джек был твоим аспирантом, когда вы оба только начинали в Ричмонде.
— У меня нет привычки спать с людьми, которыми я руковожу, — отвечаю я с неожиданной вспышкой раздражения. — Мне бы хотелось думать, что я не похожа на эту, как ее, Лоулер, бывшую воспитательницу, которая сидит в тюрьме в Джорджии.
— Но Джеку было не двенадцать, когда вы с ним встретились.
— Еще раз повторяю: этого никогда не было. Я не поступаю так с людьми, которыми руковожу.
— А с людьми, которые руководят тобой? — Бентон пристально смотрит мне в глаза.
— У нас с Джоном Бриггсом проблема возникла не по этой причине, — сердито отвечаю я.
13
Я возвращаюсь за стол Филдинга, сажусь в его кресло и, сунув руку в карман его халата, достаю тонкий, как лист бумаги, прозрачный квадратик.
— Состояние дел в ЦСЭ произвело на федеральные власти не самое лучшее впечатление, но ты, уверен, сможешь все исправить. — Бентон говорит так, словно уже сожалеет о том, что только что сказал.
Я улавливаю слабый запах эвкалипта от болеутоляющего пластыря и с горечью думаю: «Да, конечно, федеральные власти. И как же я рада, что смогу изменить их мнение обо мне к лучшему».
— Тебе не нужно слишком негативно воспринимать все, что здесь произошло, все, к чему ты вернулась, — продолжает Бентон. — Пользы от такого настроя не будет, и делу этим не поможешь. Да, нужно многое сделать, но мы справимся. Знаю, что справимся. Мне очень жаль, что разговор перешел определенные границы. Жаль, что нам пришлось это обсуждать.
— Давай-ка вернемся к Дугласу и Дэвиду. — Я называю имена, упомянутые им вскользь. — Кто они?
— Ничуть не сомневаюсь, что ты преодолеешь трудности и организуешь работу наилучшим образом. Центр станет примером для всех, даже для лучших учреждений Австралии и Швейцарии, даже для тех, кто ступил на этот путь раньше, включая и Довер. Я полностью в тебе уверен и хочу, чтобы ты об этом не забывала.
Чем больше он твердит о том, что верит в меня, тем меньше у меня этой самой уверенности.
— Правоохранительные органы относятся к тебе с уважением, военные тоже, — добавляет Бентон, и я снова ему не верю.
Будь так на самом деле, он ничего бы и не говорил. Ну и что, думаю я со взявшейся невесть откуда злостью. Мне не нужны ничьи симпатии и уважение. Это же не состязание в популярности. Разве не так всегда говорит Бриггс? Это вам, полковник, не состязание в популярности. Точнее, это не состязание в популярности, Кей. При этом он криво усмехается, и в глазах его появляется лукавый стальной блеск. Ему наплевать, нравится он кому-то или нет. Наоборот, он как будто подписывается чужой неприязнью. Как и я теперь. К черту всех. Я знаю, что нужно делать. И я сделаю это. Пусть никто не сомневается. А если кто-то думал, что я вернусь и приму все так, как оно есть, позволю кому-то поступать по-своему, то черта с два. Не выйдет. Не получится. Тот, кто питает такие надежды, просто не знает меня по-настоящему.
— Кто такие Дуглас и Дэвид? — в раздражении повторяю я.
— Дуглас Берк и Дэвид Макмастер.
— Впервые слышу. И кто они тебе? — Теперь я выступаю в роли дознавателя.
— Оба из Бостона. Первый из отделения ФБР, второй — из Национальной безопасности. Ты местных пока еще не знаешь, по крайней мере тех, кто принимает решения, но со временем познакомишься. Включая и ребят из береговой охраны. Я со всеми тебя познакомлю, если, конечно, позволишь. Может, хотя бы раз на что-то сгожусь. Я уже забыл, когда помогал тебе чем-то, а мне это нужно. Знаю, ты расстроена.
