— Роковой просчет Филдинг допустил вчера утром, когда заглянул в баллистическую лабораторию и спросил Морроу насчет «глока», — продолжает Бентон. — Через какое-то время пистолет исчез, а вместе с ним пропал и сам Джек. Решение импульсивное, отчаянное и неразумное с его стороны. Он мог бы ничего не предпринимать, а потом просто заявить, что оружие потеряно или украдено. Любой другой шаг был бы лучше того, что он сделал. Похоже, Джек совсем потерял контроль над собой и думал только о том, как убрать оружие из лаборатории.
— То есть ты хочешь сказать, что «глок», найденный у человека из Нортон’с-Вудс, принадлежал Джеку?
— Да.
— Конечно.
Кабина идет вверх, делая по пути множество остановок. Перерыв на ланч. Люди направляются в комнату отдыха, кто-то спешит к выходу.
— Пистолет, найденный в кармане убитого, мог привести к Филдингу после восстановления спиленного номера, — говорит Бентон, и я понимаю, что он знает имя человека из Нортон’с-Вудс.
— Это сделали не здесь. — Мне не хочется думать, что в моем офисе творилось что-то еще, о чем я не знаю.
— Не здесь. Там. Несколько часов назад. Идентификацию провели на месте.
— ФБР.
— Нужно было срочно выяснить, кому принадлежит пистолет. Получить подтверждение наших подозрений. Потом «глок» вернули в ЦСЭ, и сейчас он заперт в сейфе баллистической лаборатории. С ним еще нужно поработать.
— Если убийство в Нортон’с-Вудс — дело рук Джека, он должен был понять, какую проблему представляет «глок», когда его вызвали утром в воскресенье. Однако же он ждал до утра понедельника, и только тогда предпринял какие-то действия, зная, что улика может привести к нему. Почему?
— Чтобы не вызвать подозрений. Если бы он стал расспрашивать полицейских о «глоке» до поступления тела в ЦСЭ или требовать немедленной передачи оружия, когда лаборатория была закрыта, это могло бы показаться кому-то странным. Кто-то мог бы обратить на это внимание. Филдинг не стал спешить, обдумал ситуацию и к утру понедельника был, наверное, во взвинченном состоянии и уже планировал свои действия после того, как пистолет доставят в ЦСЭ. Вероятно, он решил забрать его и сбежать. Не забывай, Филдинг уже не мог рассуждать рационально. Важно помнить, что злоупотребление наркотиками вызвало у него когнитивные нарушения.
Я пытаюсь восстановить хронологию событий, реконструировать вчерашние шаги Филдинга, основываясь на информации из ящика его стола и записи в блокноте. В самом начале восьмого он, похоже, разговаривал с Джулией Гэбриэл, которая затем позвонила мне, а примерно полчаса спустя вошел в холодильник и еще через несколько минут сообщил Анне и Олли о непонятном кровотечении тела, доставленного из Нортон’с-Вудс. Логично предположить, что именно тогда Филдинг узнал мертвеца и понял, что «глок», о котором он слышал от полиции, могут связать с его именем. Если Джек не узнал убитого до утра понедельника, то получается, что его убил не он, говорю я, и Бентон отвечает, что у Филдинга был мотив, о котором мне, скорее всего, неизвестно.
Отчим убитого — Лайам Зальц. Подтверждение пришло совсем недавно, когда агент ФБР побывал в отеле «Чарльз», поговорил с доктором Зальцем и показал ему сделанную Марино фотографию. Убитый — Илай Гольдман, двадцати четырех лет, аспирант МТИ и служащий «Отуол текнолоджиз». Он занимался спецпроектами в области микромеханики. Видеоклипы с наушников Илая удалось отследить. Они привели к сайту на сервере «Отуола», сообщает Бентон, умалчивая о том, кто занимался этим отслеживанием. Может быть, Люси?
— И что, он сам установил камеру? — спрашиваю я. Лифт наконец останавливается, и створки расходятся.
— Похоже что так. Парню нравилось мастерить всякие штучки.
— А РЭБП? Его он где взял? И для чего? Тоже смастерил? — Получается немного цинично.
Кое-кто уже все для себя решил, но я окончательные выводы делать не готова. Нельзя так рубить сплеча.
— Это копия. Модель. Он сделал ее еще в школе, — объясняет Бентон. — У отчима была фотография настоящего робота, она сохранилась с той поры, когда вы с доктором Зальцем выступали перед сенатским подкомитетом. Судя по всему, Илай изобретал и конструировал роботов едва ли не с пеленок.
Я спрашиваю, почему «Отуол» принял на работу приемного сына человека, названного клеветником и очернителем. А еще мне интересно, что означает название компании.
— О. Т. Уол, — отвечает Бентон. — Игра слов. Фамилия основателя была Уол. — Кстати, и фамилия Илая не Зальц, — добавляет он, словно забыв, что уже называл ее — Гольдман. Илай Гольдман. Но «Отуол» ведь должен был навести справки о нем перед приемом на работу, недоумеваю я. И, наведя справки, установил бы, кто его отчим.
— РЭБП — дело давнее. Думаю, в «Отуоле» и понятия не имели, что Илай и его отчим придерживаются сходных взглядов.
— И как долго он у них работал?
— Три года.
— Может быть, три года назад «Отуол» и не занимался ничем таким, что могло бы обеспокоить Илая или его отчима.
Мы идем по серому коридору, сопровождаемые внимательным взглядом из-за стеклянной перегородки. Я даже не киваю Филу. Не то настроение.
— Илай забил тревогу еще несколько месяцев назад и собирался устроить перед отчимом демонстрацию технологии, которая вызвала его несогласие. Это и была та самая муха. Муха на стене, которая могла и вести разведку, и обнаруживать взрывчатку, и доставлять ее — или наркотики и яды, кто знает?
Робот размером с муху, переносящий нановзрывчатку или наркотики? Раздумывая об этом, я иду мимо подчиненных, которых не видела несколько месяцев. Не здороваюсь, не киваю, даже не смотрю ни на кого.
— Илай намеревался передать отчиму важную информацию, отправился с ним на встречу и умер. Очень кстати для кого-то.
— Вот именно. Тот самый мотив, о котором я упоминал. Наркотики. — И Бентон рассказывает о том, что еще ФБР узнало от Лайама Зальца лишь несколько часов назад.
С болью и печалью я слушаю Бентона, представляя молодого человека, столь очарованного своим отчимом, что каждый раз перед встречей с ним Илай переводил свои часы на ту временную зону, в которой жил доктор Зальц. Причуда вполне понятная, принимая во внимание горькое прошлое Илая, в котором не было толком ни дома, ни родителей. Мысленно я снова вижу, как они, человек и собака, идут по парку, и, запуская воображение, представляю, как доктор Зальц появляется из здания, где проходит свадьба, на которую Илая не пригласили. Я представляю, как нобелевский лауреат оглядывается и ищет глазами пасынка, даже не догадываясь, что случилось ужасное, что Илай мертв и уже лежит в пластиковом мешке, никем не опознанный. Молодой мужчина, почти юноша. Мальчик, которого мы с Люси могли встретить на лондонской выставке летом 2001 года.
— Кто убил его и за что? — спрашиваю я, когда мы проходим мимо пустого бокса. — Все, что ты рассказал, не дает оснований считать, что Илая убил Джек.
— Все указывает на него. Мне очень жаль, но это так.
