Однако эта «наука» была не только бесполезной, но и опасной. Физические характеристики были вовсе не настолько уникальными, как полагали в то время. Антропометрия слишком много внимания уделяла внешнему облику человека. У полиции появлялся соблазн сознательно или бессознательно принять на веру заблуждения другой псевдонауки — физиогномики, исходившей из того, что склонность к совершению преступлений, мораль и интеллект обязательно отражаются на лице и теле человека. Воры обычно «хрупки», а убийцы отличаются «силой» и «крепким здоровьем». Все преступники обладают исключительной «длиной пальцев», а почти все женщины-преступницы «некрасивы, если не сказать уродливы». Насильники обычно бывают «блондинами», педофилы отличаются «деликатным» телосложением и выглядят «по-детски».
Если даже в XXI веке люди с трудом соглашаются с тем, что убийцы-психопаты могут быть привлекательными, симпатичными и интеллигентными людьми, представляете, что думали люди викторианской эпохи, когда стандартная книга по криминалистике содержала длинные описания антропометрических и физиогномических данных, характерных для преступников. Викторианская полиция искала подозреваемых по структуре скелета и чертам лица, предполагая, что определенный облик можно связывать с определенным типом поведения.
Уолтер Сикерт никак не подпадал под определение преступника. «Молодой и красивый Сикерт» со «своим знаменитым обаянием», как писал о нем Дега, просто не мог перерезать женщине горло и вспороть ей живот. Я даже слышала появившееся в последнее время мнение о том, что, если у художника, подобного Сикерту, и появлялась склонность к насилию, он сублимировал ее в своей творческой деятельности и не проявлял в повседневной жизни.
Когда полиция искала Джека Потрошителя, она опиралась на показания свидетелей относительно внешности мужчин, с которыми видели жертв в последний раз. Рапорты о расследовании показывают, какое значение придавалось цвету волос, комплекции и росту. Полиция вовсе не принимала во внимание тот факт, что все это могло быть результатом искусного грима и переодевания. Рост человека изменяется из-за осанки, обуви или шляпы. Можно изменить рост и намеренно. Актеры надевают высокие шляпы и ботинки с каблуками. Они сутулятся и слегка сгибают колени, маскируя их просторными накидками или пальто. Они могут надвинуть шляпу на глаза и показаться на несколько дюймов выше или ниже, чем на самом деле.
Ранние публикации по судебной медицине показывают, что ученым было известно многое, но мало что в действительности использовалось при расследовании преступлений. В 1888 году расследования проводили, опираясь на показания свидетелей, а не на физические улики. Но даже если бы полиция шире использовала достижения судебной медицины, средств для анализа вещественных доказательств не было. Криминалистических лабораторий просто не существовало.
Простой врач, такой, как доктор Лльюэллин, мог никогда не видеть микроскопа. Он мог не знать, что волосы, кости и кровь человека можно идентифицировать достаточно четко. Роберт Хук писал о микроскопических характеристиках волос, тканей, даже растительных волокон и жал пчел еще за два века до появления Джека Потрошителя. Но полицейские и обычные доктора относились к микроскопу как к чуду техники. Микроскоп в те дни был огромной редкостью.
Доктор Лльюэллин посещал медицинский колледж при лондонской больнице. Он был лицензированным врачом и работал уже тринадцать лет. Его приемная находилась не более чем в трехстах ярдах от места убийства Мэри-Энн Николс. У него была частная практика. Хотя полиция знала его достаточно хорошо, чтобы сразу же обратиться к нему после обнаружения мертвого тела, у нас нет основания полагать, что Лльюэллин был штатным врачом Скотланд-Ярда. Скорее всего, он был простым врачом, изредка предлагавшим свои услуги конкретному дивизиону полиции, обслуживавшему Уайтчепел.
Штатный врач должен был постоянно находиться в управлении полиции. Полицейский хирург должен был осматривать заключенных, немедленно отправляться в местную тюрьму, чтобы определить, является ли гражданин пьяным, больным или просто страдает от избытка «животных духов», что, как мне кажется, является определением истерии. В конце 80-х годов XIX века полицейский врач выезжал на место преступления, получая за это один фунт один шиллинг. За вскрытие доктор получал два фунта два шиллинга. Но это вовсе не означает, что он должен был быть хорошо знаком с микроскопом, характеристиками ран и отравлений и с посмертными признаками, обнаруживающимися на теле.
Скорее всего, доктор Лльюэллин был местным врачом, к которому полиция изредка обращалась. Скорее всего, он жил в Уайтчепеле из гуманитарных соображений. Он был членом Британского гинекологического общества. Его частенько вызывали к больным среди ночи. Когда полиция постучала в его дверь холодным, мрачным утром 31 августа, он прибыл на место преступления так быстро, как только смог. Он мог только определить, что жертва преступления действительно мертва, и предложить полиции свои соображения по поводу того, когда наступила смерть.
Если тело не позеленело в области живота, что могло бы свидетельствовать о начавшемся процессе разложения, то в викторианскую эпоху выжидали двадцать четыре часа, прежде чем произвести вскрытие. Предполагалось, что человек может оказаться жив и прийти в себя под ножом патологоанатома. На протяжении многих веков люди боялись быть похороненными или сожженными заживо. Ужасные истории о людях, очнувшихся в тесных гробах, передавались из уст в уста. Страх был настолько силен, что некоторые требовали даже хоронить себя со специальным колокольчиком, в который можно было бы позвонить, придя в себя в гробу. Разумеется, некоторые подобные истории были связаны со случаями некрофилии. Одна женщина в гробу была еще не мертва, когда мужчина занялся с ней сексом. Она была парализована, но находилась в сознании.
Полицейские рапорты по убийству Мэри-Энн Николс не оставляют сомнения в том, что доктор Лльюэллин не обратил никакого внимания на одежду жертвы. Его не интересовали грязные обноски проститутки. Одежда не была вещественным доказательством, ее использовали только для идентификации личности. Может быть, кто-нибудь сумеет опознать жертву по тому, во что она была одета. В конце XIX века одежда была основным средством идентификации, если в кармане убитого не находилось паспорта или визы, что было совсем уж редкостью. Британцам, отправляющимся на континент, документы были не нужны. Мертвое тело, подобранное на улице и отправленное в морг, могло остаться неопознанным, если только его не узнавали местные жители или полиция.
Я часто думала о том, сколько несчастных людей отправилось в могилы неузнанными или под чужими именами. Было совсем нетрудно убить человека и скрыть его личность или имитировать собственную смерть. Во время расследования преступлений Потрошителя не делалось попыток отличить человеческую кровь от крови птиц, рыб или млекопитающих. Если кровь находилась на теле или рядом с ним или на орудии убийства, полиция не могла определить, связана ли эта кровь с преступлением или является кровью лошади, овцы или коровы. В 80-е годы XIX века на улицы Уайтчепела попадали кровь и гниющие внутренности животных с близлежащих боен. Кровь животных попадала на одежду и обувь жителей этого района.
