Крик «Убивают!» мог относиться к расследованию преступлений Потрошителя, но почему женщина закричала, если не американец напал на нее, а она на него? Репортер нигде не упоминает о том, что американец говорил с акцентом. Сикерт отлично умел имитировать американский акцент. Он очень тесно и долго общался с американцем Уистлером.
Примерно в то же время появились сообщения о том, что какой-то американец обратился к субкуратору медицинской школы с просьбой купить у него человеческие матки по цене 20 фунтов каждая. Потенциальный покупатель хотел, чтобы органы были законсервированы в глицерине, и собирался отослать их вместе со статьей в некий журнал. Просьба была отклонена. Кем был этот американец, никто не узнал. Никакой дополнительной информации о нем нет. Эта история дает основания для выдвижения новой версии. Ист-эндский убийца убивал женщин, чтобы продать их органы, а кража колец Энни Чэпмен была всего лишь прикрытием реальных мотивов убийства. На самом деле преступник хотел украсть ее матку.
Кража человеческих органов может показаться чудовищной, но примерно за пятьдесят лет до этого в Англии орудовали некие Берк и Хейр, или «Воскресители», как их называли. Они разрывали свежие могилы и совершили не меньше тридцати убийств, чтобы продавать докторам и медицинским школам в Эдинбурге анатомические препараты для изучения. Кража органов могла быть мотивом преступлений Джека Потрошителя. Эта версия пользовалась популярностью и внесла полную неразбериху в расследование убийств.
21 сентября Эллен Сикерт написала письмо своему зятю Дику Фишеру, в котором сообщала, что Сикерт покинул Англию, чтобы посетить Нормандию, и будет отсутствовать несколько недель. Сикерт действительно мог уехать из дома, но необязательно во Францию. Следующей ночью, в субботу, была убита женщина в Бритли, графство Дархем, поблизости от города Ньюкасл-апон-Тайн. Джейн Ботмур, двадцатишестилетнюю мать-одиночку, которая, по слухам, вела не самый порядочный образ жизни, видели живой около восьми часов вечера. Ее тело было обнаружено на следующее утро, в воскресенье, 23 сентября, поблизости от железной дороги.
Левая сторона ее шеи была разрезана до самого позвоночника. Глубокая рана на правой стороне лица обнажила челюсть до кости, а внутренности вываливались из вспоротого живота. Сходство между этим убийством и преступлениями в Ист-Энде вынудило Скотланд-Ярд отправил на место преступления доктора Джорджа Филлипса и инспектора полиции. Никаких полезных доказательств найдено не было, и полиция по какой-то непонятной причине постановила, что убийца совершил самоубийство. Местное население обшарило ближайшие угольные шахты, но никакого тела обнаружить не удалось. Дело осталось нераскрытым. Однако в анонимном письме, адресованном полиции лондонского Сити, от 20 ноября 1888 года автор предлагает собственную версию: «Посмотрите на дело в графстве Дархем… похоже, это был Джек Потрошитель».
Полиция не связала убийство Джейн Ботмур с Джеком Потрошителем. Следователи не догадывались, что преступник любит манипулировать ими. Его жестокий аппетит только проснулся, и он жаждал «крови, крови, крови». Ему нужен был спектакль. Он мечтал поразить свою публику. Как однажды сказал Генри Ирвинг перед началом спектакля: «Леди и джентльмены! Если вы не будете аплодировать, я не смогу играть!» Может быть, аплодисменты показались Потрошителю слишком скромными. Во всяком случае, вскоре произошли новые события.
24 сентября полиция получила издевательское письмо с именем и адресом убийцы, закрашенными густыми черными чернилами. На следующий день Джек Потрошитель прислал еще одно письмо, но на этот раз он был уверен, что на него обратят внимание. Он направил свое послание в Центральное агентство новостей. «Дорогой шеф, я слышал, что полиция поймала меня, но на самом деле они меня пока не поймали», — писал Потрошитель красными чернилами. На этот раз орфография и синтаксис не хромают, а почерк напоминает почерк клерка. На марке отметка лондонского Ист-Энда. Защитник мог бы сказать, что это письмо не было написано Сикертом, ведь тот был во Франции. Прокурор немедленно парировал бы: «А чем вы можете это доказать?» В биографии Дега Даниил Халеви упоминает о том, что Сикерт действительно был в Дьеппе летом, но я не нашла никаких доказательств того, что он находился во Франции в конце сентября.
Друзья Сикерта были художниками, жившими в Дьеппе. Для них Эллен всегда была чужой. Она не вела богемного образа жизни и даже не пыталась им подражать. Скорее всего, в Дьеппе муж игнорировал ее. Если он не сидел в летних кафе или у своих друзей — Жак-Эмиля Бланша или Джорджа Мура, то просто, как обычно, бродил по окрестностям, общался с рыбаками и моряками или запирался в своей тайной студии.
Визит Сикерта в Нормандию и Дьепп в конце сентября вызывает у меня сомнения еще и потому, что его друзья ни словом не упоминают о нем в своих письмах. Если бы он действительно находился в Дьеппе, Мур или Бланш могли бы упомянуть о том, что встречались или не встречались с ним. Можно также предположить, что, отправляя в августе письмо Бланшу, Сикерт мог бы сообщить о том, что в следующем месяце собирается во Францию и хочет увидеться или сожалеет о том, что увидеться им не удастся.
В письмах Дега и Уистлера не упоминается о том, что они видели Сикерта в сентябре или октябре 1888 года. Они даже не подозревали, что тот был во Франции. Письма, которые Сикерт отправлял Бланшу осенью 1888 года, явно написаны в Лондоне, поскольку в них используется бумага с лондонским адресом художника: 54, Бродхерст-гарденз. Сикерт никогда не использовал эту бумагу вне Лондона. Единственное подтверждение его пребывания во Франции осенью 1888 года можно найти в недатированной записке к Бланшу, которую Сикерт предположительно написал из маленькой рыбацкой деревушки Сен-Валери-ан-Ко в двадцати милях от Дьеппа.
«Это милое небольшое местечко, где хорошо спать и есть, — пишет Сикерт. — А это именно то, что мне сейчас нужно».
Конверта от этого письма не сохранилось, поэтому мы не можем доказать, что Сикерт действительно находился в Нормандии. Нет никакого способа определить и то, где находился в это время Бланш. Но Сикерт действительно мог быть в Сен-Валери-ан-Ко. Ему действительно нужен был отдых и питание после жестоких убийств, совершенных в Лондоне. Пересечь Ла-Манш англичанину не составляло труда. Мне кажется любопытным и подозрительным то, что он выбрал Сен-Валери-ан-Ко, хотя вполне мог остановиться в Дьеппе.
На самом деле любопытно, что он вообще написал Бланшу, потому что в этом письме он пишет о том, что ищет продавца красок, чтобы послать своему брату Бернарду бумаги для пастели или холстов. Сикерт пишет, что хотел бы получить образцы и узнать, какими мерами пользуются во Франции. Я не понимаю, как Сикерт, свободно владевший французским и проведший много времени во Франции, мог не знать, где найти образцы бумаги. «Я французский художник», — заявляет он в письме к Бланшу, и в то же время оказывается, что склонный к научному и математическому мышлению художник не знает французских мер измерения.
Возможно, письмо Сикерта из Сен-Валери-ан-Ко является подлинным. Возможно, ему действительно нужен был совет Бланша. А может быть, Сикерт просто устал и его одолела мания преследования. Тогда это письмо могло стать для него прекрасным алиби. Помимо небольшой записки к Бланшу я не нашла ничего, что подтверждало бы тот факт, что осенью 1888 года или в начале зимы 1889 года Сикерт провел какое-то время во Франции. Купальный сезон в Нормандии давно закончился. Здесь начинают купаться в начале июля и заканчивают в сентябре. Друзья Сикерта должны были закрыть свои дома и студии и отправиться на зимние квартиры.
