Сикерт был бы последним идиотом, если бы позволил жидкостям, вытекавшим из тела жертвы, коснуться своего тела. В 1907 году о заразных заболеваниях было известно очень много. Соприкосновение с зараженной кровью было столь же опасно, как и половое сношение. Неудивительно, что Сикерт не стал потрошить тело и извлекать органы, чтобы не подвергать себя огромному риску. Я считаю, что он был достаточно умен, чтобы не повторять события двадцатилетней давности. В этот период он начал создавать самые жестокие свои картины. Ничего подобного в 1888 — 1889 годах он не писал. Убийство Эмили Диммок приписали самому обычному вору и грабителю.
Бертрам Шоу прибыл домой с вокзала утром 12 сентября. Его мать уже приехала. Она ждала в коридоре, потому что Эмили не отвечала на стук в дверь. Пожилая женщина не могла попасть в квартиру сына. Шоу попытался открыть внешнюю дверь, но и та оказалась заперта. Он подумал, что Эмили могла выйти, чтобы встретить его мать на станции, и женщины просто разошлись по дороге. Шоу был очень сердит. Он попросил запасной ключ у домовладелицы, миссис Стокс. Запасным ключом Шоу отпер входную дверь и обнаружил, что двери в спальню тоже заперты. Он взломал их и сдернул простыню с обнаженного тела Эмили, лежавшего на окровавленной постели.
Из шкафа были вытащены все ящики, а их содержимое разбросано по полу. Альбом Эмили был раскрыт и валялся на кресле. Несколько открыток пропало. Окна в спальне были закрыты, шторы задернуты. Окна в гостиной тоже были закрыты, но шторы в этой комнате остались открытыми. Шоу побежал за полицией. Через двадцать пять минут прибыл констебль Томас Киллион. Прикоснувшись к холодному плечу Эмили Диммок, он установил, что женщина мертва уже несколько часов. Он немедленно послал за полицейским врачом, доктором Джоном Томпсоном. Врач прибыл около часа дня. На основании температуры тела и трупного окоченения он пришел к заключению, что жертва мертва уже семь или восемь часов.
Таким образом, полиция решила, что убийство произошло в шесть или семь часов утра, что маловероятно. Утро в тот день выдалось туманным, но солнце поднялось в 5.30. Убийца проявил бы непростительную глупость, если бы вышел из дома Эмили после рассвета, каким бы серым и сумрачным ни был день. В шесть, а тем более в семь часов люди уже шли на работу и могли бы его заметить.
В обычных условиях трупное окоченение устанавливается за шесть — двенадцать часов. Низкая температура ускоряет этот процесс. Тело Эмили было укрыто одеялом, которое набросил на нее убийца, окна и двери были закрыты. Спальня в доме — это не холодильник. Ранним утром, когда умерла Эмили, температура в комнате составляла 47 градусов по Фаренгейту. Сейчас мы не можем сказать, насколько окоченевшим было ее тело. Доктор Томпсон начал обследовать труп после часа дня. К этому времени тело могло полностью окоченеть. Значит, с момента смерти должно было пройти десять или двенадцать часов. А следовательно, убийство произошло между полуночью и четырьмя часами утра.
Доктор Томпсон установил, что горло Эмили было чисто разрезано очень острым инструментом. Полиция не обнаружила ничего, кроме опасной бритвы Шоу, валявшейся на комоде. Однако опасной бритвой трудно разрезать мышцы и хрящи, не погнув лезвия. Убийца должен был сам порезаться. Окровавленная нижняя юбка в умывальнике впитала всю воду, что говорит о том, что перед уходом убийца смыл с себя всю кровь и грязь. Он был слишком осторожен, чтобы не касаться ничего окровавленными руками — так говорится в полицейском рапорте.
После убийства Эмили никто не вспомнил о Джеке Потрошителе. Имя Сикерта никогда не упоминалось в связи с этими преступлениями. Никаких открыток и писем в стиле Потрошителя ни в полицию, ни в прессу не поступало. Любопытно, что сразу же после убийства Эмили Диммок репортер «Морнинг Лидер» Гарольд Эштон пришел в полицию и показал фотографии четырех открыток, полученных редактором газеты. Из полицейского рапорта неясно, кто отправлял эти открытки, но подписаны они инициалами «A.C.C.» (буквы латинские). Эштон предположил, что автором этих посланий мог быть любитель скачек. Свои соображения репортер основывал на следующем.
Первая открытка была отправлена 2 января 1907 года из Лондона. Это был первый день скачек, отодвинутых из-за плохой погоды. В тот день скачки состоялись в Гэтвике.
Вторая открытка датировалась 9 августа 1907 года и была отправлена из Брайтона. Брайтонские скачки состоялись 6, 7 и 8 августа. 9 и 10 августа скачки проходили в Льюисе. Репортер заметил, что многие любители скачек, прибывшие в Льюис, могли провести уикенд в Брайтоне.
Третья открытка пришла 19 августа 1907 года. В пятницу и субботу, 16 и 17 августа состоялись скачки в Виндзоре, откуда и было отправлено послание.
Четвертая открытка датировалась 9 сентября. Она была отправлена за два дня до убийства Эмили и за день до открытия Донкастерских осенних скачек в Йоркшире. Но эта открытка оказалась самой странной из всех. Она была французской, приобретенной в Шантильи, где скачки проходили за неделю до Донкастерских. Эштон сообщил полиции, что почтовая открытка могла быть приобретена во Франции, скорее всего в Шантильи, а затем заполнена и отправлена из Донкастера во время скачек. Если отправитель присутствовал на Донкастерских осенних скачках, он никак не мог 11 сентября находиться в Кэмден-тауне. Донкастерские скачки проходили с 10 по 13 сентября.
Эштона попросили не публиковать эту информацию в газете, что он и сделал. 30 сентября инспектор Э.Хейлстоун сообщил в рапорте о том, что Эштон был совершенно прав в отношении скачек, но абсолютно ошибался по поводу почтового штемпеля на четвертой открытке. «На ней совершенно ясно виден лондонский штемпель». Удивительно, но инспектора не насторожило то, что французская открытка, написанная за два дня до убийства Эмили Диммок, по какой-то причине была отправлена в редакцию лондонской газеты из Лондона. Я не знаю, была ли подпись настоящими инициалами отправителя или означала что-то еще, но полиция должна была задаться вопросом, почему «любитель скачек» вдруг решил отправить свои послания в газету.
Инспектор Хейлстоун должен был понять, что отправитель умышленно или нет, но дал понять, что он любит бывать на скачках и в день широко известного убийства Эмили Диммок находился в Донкастере. Судя по всему, теперь Сикерт хотел обеспечить себе алиби. Он больше не писал «поймайте меня, если сможете». Если это действительно так, то его действия продиктованы весьма здравым смыслом. В этот период его жизни психопатическая жестокость пошла на убыль. Ему стало трудно осуществлять прежние маниакальные эскапады, которые требовали огромных сил и энергии. Если он и совершил убийство, то быть пойманным абсолютно не желал. Его жестокая энергия рассеялась, хотя и не исчезла. Годы и карьера давали знать свое.
Когда Сикерт начал создавать свои неизвестные картины и гравюры с изображением обнаженных женщин, распятых на железных кроватях, — «Убийство в Кэмден-тауне» и «L'affair de Camden Town», «Джек Эшер» или «Отчаяние», где одетый мужчина сидит на постели, закрыв лицо руками, — его считали уважаемым художником, избравшим кэмдентаунское убийство в качестве темы для своих произведений. Лишь много лет спустя некоторые детали связали его с этим преступлением. 29 ноября 1937 года в газете «Ивнинг Стандарт» появилась короткая заметка о картинах этого периода. В ней говорилось: «Сикерту, который жил в Кэмден-тауне, было позволено войти в дом, где совершилось убийство. Он сделал несколько набросков с убитой женщины».
