Ты проходишь мимо, а мне хочется тебя остановить, обнять и просто постоять
рядом. Мне тебя жутко не хватает. Я очень скучаю по тебе, очень. Пойми, мне
сложно признаться в первую очередь тебе, как ты мне дорога. Всё, что сделано,
имело лишь один мотив: привлечь твое внимание.
Прошу, не злись. Я знаю, что в последнее время вел себя отвратительно. Признаю.
Просто не знаю, как себя вести. Что надо сделать, чтобы просто здороваться друг
с другом?
К тебе в голову не залезешь, и чтобы видеть себя со стороны, мне просто
необходимо говорить с тобой.
Не пойму, где и в чем я дал тебе повод сомневаться? Да я иногда зол, ревнив,
но, согласись, сложно просто принять, что стал для любимой не интересен… Может
в этом проблема? Что тебя отталкивает? Почему твои глаза даже не смотрят в мою
сторону?
За то время, что мы ‘не вместе’ я понял очень многое. В том числе, что мысли
могут материализоваться. Самое неприятное, что сбывается именно то, что больше
всего боишься.
Я боялся видеть тебя с другим, потому что знал – как это больно. Я боялся тебя
потерять. Мне страшно было представить агонию нашей любви. И все, что я сейчас
вижу своими глазами и чувствую сердцем, меня убивает.
Как ты не поймешь, что я не бесчувственный урод и не безразличная скотина. Мне
так же бывает больно и обидно. Злость – это лишь реакция, но далеко не
первородная эмоция во мне. Тебя это отталкивает?
Многие, если не все, считают меня человеком, не умеющим чувствовать и любить. В
каждом действии видят жесткий просчет и бездушное планирование… Я устал
выворачивать себя наизнанку и доказывать всем, а в первую очередь тебе, как
сильно люблю. Ты не веришь… Я знаю, но мне терять уже действительно нечего.
Стыдно и горько от того, что снова и снова унижаясь я показываю тебе душу…
Видишь она твоя…
Сейчас мы на той черте, где любое общение с тобой для меня будет роскошью.
Пожалуйста, не запирайся! Мне тоже больно. Просто скажи, где я был не прав, чем
обидел. Я уже ни на что не претендую, если тебя это пугает. Мне кажется, я
достоин хотя бы знать свои ошибки.
В любом случае как бы ни сложились наши отношения – простим друг друга. Я хочу
помнить все, что нас связывает, и быть тем человеком, которого хотя бы не
избегают.
Не прошу ни о чем. По-прежнему только твой Ромка.”
Рома
7 апреля 2005 г.
Оля уехала домой, мне стало немного полегче. Решил остановиться в самобичевании
и попытке постижения истины любви. Сразу пошел на поправку: легко и очень
смешно для себя играл в мальчика-дауна, плескался со Степой в ванне с пивом,
разыграл Алену, спровоцировав ссору, после которой она выкинула все вещи Степы
из домика.
Приехала Оля. Странно, но я был рад ее видеть. Мне вообще всегда приятно на нее
смотреть. Она, как всегда, была очень красивой: роскошные волосы, серые
джинсы-бриджи, сиреневое пальто и сиреневые с разноцветными камнями сапоги.
Люблю на нее смотреть. Пару раз неприятно съязвила в мой адрес. Всем привезла
подарки. Стасу — фотографии, рамки, украшения. Маю и Солнцу — по кулончику.
Нелидосу вешалки и пакеты для костюмов. Мне же — плюшевое сердце и мусорное
ведро. Сердце еще куда ни шло, но вот мусорное ведро меня оскорбило.
«Мистер Мусорное Ведро!» — видимо, это она хотела сказать! Так жутко обидно,
что я пошел в наш бывший домик посмотреть на то, как плавают рыбки, и немного
успокоиться.
Оля
Рома абсолютно не обратил внимания на самый главный намек — на сердце. А на
следующий день на лобном месте сказал, что я сравнила его с помойкой, подарив
ему мусорное ведро.
Ну как так можно? Он снова повторил, что не будет со мной, пока я не прекращу
любое общение со Стасом. Мне было очень неприятно. Пропало любое желание
предпринимать какие-либо попытки вернуть отношения. Мне так было трудно
подарить ему сердце, а он это не оценил и вообще вывернул ситуацию таким
образом, что я еще виноватой оказалась. Какая я сволочь, что подарила ему
мусорное ведро!
Рома
Утром занимался в спортзале и видел, как они со Стасом мило и долго общаются на
крылечке. Она — в сером строгом костюме, а он, как всегда, был одет
по-спортивному. После в столовой играют на пианино вместе с Сэмом. Апофеозом
этой блевой ерунды было то, как Стас взял Олю на руки и понес на стройку,
просто так, показать ей, что ребята сделали во время ее отсутствия.
Очень мило. Я просто трясся от гнева, взбешен! В сердцах отдал ей ее плюшевое
сердце, фотографии, которые она мне дала.
Она очень бурно отреагировала, расплакавшись и убежав с тет-а-тета. Собчак еще
долго кричала ей оскорбления вслед, а Оля убежала на палубу.
Оля же ездила домой разобраться в себе, посмотреть серии, чтобы, «выйдя из
системы», сделать какие-то выводы! И что, где они? В ее поведении я не увидел
ни единого движения, направленного мне навстречу, ни единой мысли о своем и
моем поведении, ничего. Мы даже не поговорили после того, как она вернулась.
Видимо, вот они, выводы: наглядно продемонстрированы в ее общении со Стасом.
Сразу после возвращения надо прыгнуть к нему на руки, а я даже разговора не
достоин!
Здорово. Тысячу раз ей твердил: даже когда она сидит рядом с ним, мне уже не
комфортно, не говоря уже об их общении. Так вот какие выводы она сделала —
завязываем с Ромой и продолжаем еще более плотно общаться со Стасом. Пусть
поносит на ручках, еще немножко попоём, может, если повезет, запишем наше
романтичное творчество. Здорово. Что ж, я вряд ли стану вмешиваться в их
идиллию. Пусть.
8 апреля 2005 г.
Сегодня я получил огромный рулон sms-ок от телезрителей. Хороших только десять,
все остальные в стиле: «Бросай, она тебя недостойна, она изменяет тебе со
Стасом!»
Показал Оле sms, где пишут, что она целовалась со Стасом. Мне было жутко
обидно, неприятно и больно. Если это правда, то грош цена всем ее словам о
любви, преданности и доверии. Если нет, то кол в жопу тому телезрителю, который
шлет такое дерьмо только для того, чтобы позабавиться, глядя на экран, не
отдавая себе отчет в том, что по ту сторону настоящие живые люди!
Она опять плакала, разговаривая с Бородулькой. Хотя чего плакать? Ну что
плакать, если ты знаешь прекрасно, как я отреагирую на твое очередное
заигрывание с ним. Неужели ты думаешь, что я буду ласково смотреть на то, как
ты даришь ему подарки, подписываешь очередную открытку, кокетливо смотришь на
него, ходишь с ним в баньку, обкидываясь снегом, как он катает тебя со снежной
горки, дарит тебе цветы на лобном и не только, говорит слова любви, а ты,
потупившись, опускаешь глаза и даже не пытаешься его остановить! Тебе все это
приятно, и ты этим все больше и больше откручиваешь вентиль, потихоньку спуская
в сливную яму чувство, которое называется доверием.
Так что же плакать, если делаешь все намеренно? У меня два варианта: или ты
настолько глупа, что не можешь понять с сотого раза, или ты делаешь это все
специально, невзирая на мои упреки. Я бы понял твои слезы, если бы придирался к
тебе понапрасну. Но, увы, ты далеко не ангел, скорее бес в его образе.
Ксюха пришла меня упрекать: «Вот видишь, как ей хреново! Она каждые десять
минут рыдает». Что рыдать? Подходи, и поговорим. Нет, мы же гордые, ни за что и
никогда не подойдем и не извинимся. Да какое там — извинимся. Даже не помню,
чтобы она первая разговор начала. Вот так просто подошла и сказала: «Рома,
давай поговорим!» Да не было такого! И не будет. Она просто не может. Надо весь
мозг засрать и себе, и мне, чтоб уже невмоготу было это все разгребать,— и
только потом мы начнем делать первые шаги: записочки, письма, открыточки. И так
далее.
