Не думал он и о том, что ему следует забыть, что подобное вообще происходило. Потому что, говоря по чести, он знал: это было бы совершенно бесполезно. И он никогда, ни за что на свете не забудет этих мгновений.
Мгновений, когда осознал, что Джулиана будет принадлежать ему. Смелая, дерзкая, нагая. Предлагавшая ему себя.
И она любила его.
Не было у него ни сил, ни желания отказаться от нее. И не было на свете такого мужчины, который смог бы перед ней устоять.
Поэтому он, Саймон, даже и пытаться не станет.
«Все изменится…»
Эти слова промелькнули в его сознании, хотя он и не знал, то ли они предостережение, то ли обещание. Впрочем, ему уже было все равно.
А она стояла перед ним, гордая и неподвижная, стояла, вопросительно глядя на него, и ее обнаженное тело поблескивало в мерцающем золотистом свете камина. Джулиана распустила волосы, и черные локоны ниспадали по ее плечам и соблазнительным полушариям груди. Руки же ее были опущены, и казалось, что она с трудом сдерживалась, чтобы не прикрыть темный треугольник, скрывающий ее самые соблазнительные тайны.
«Она — само совершенство, — подумал Саймон. — И она же — жертвоприношение на алтарь моего рассудка».
А Джулиана вдруг сделала глубокий вдох, затем судорожно выдохнула. И он только сейчас заметил, что она чуть вздрагивает.
«Она нервничает», — подумал Саймон, выронив стакан. А в следующее мгновение он уже заключил ее в объятия.
Она тотчас обвила его шею руками, и их губы слились в поцелуе.
Когда же поцелуй прервался, Саймон отстранился и, глядя ей в глаза, проговорил:
— Если ты останешься… ты отдашься мне. Ноты сама должна принять решение.
Она тут же кивнула:
— Да, Саймон, я твоя.
Он понимал, что у него всего несколько секунд до того, как страсть овладеет им. И тогда уже обратного пути не будет.
— Джулиана, уходи сейчас, если у тебя есть какие-то сомнения.
Она покачала головой:
— У меня нет сомнений, Саймон. Покажи мне все, что знаешь.
Он вновь заключил ее в объятия и целовал снова и снова, все крепче прижимая к себе.
Наконец оторвался от нее и прохрипел:
— Ты моя, моя…
Она заглянула ему в глаза и прошептала:
— Конечно, твоя.
Он вознаградил ее за эти слова еще одним поцелуем. О Боже, он обожал целовать ее. Обожал ее чувственность. Обожал ее всю целиком — теперь-то он понял это. И понял, что ужасно сглупил, когда отверг ее на городской площади с джентльменской сдержанностью, приличествующей его положению. Но теперь он был обычный мужчина из плоти и крови, умирающий от чувственной жажды. А она была его источником с чистой родниковой водой.
Подхватив девушку на руки, Саймон понес ее к кровати. Он понимал, что после этого все для него изменится, но ему было наплевать. Уложив ее на крахмальные простыни, он снова принялся ее целовать, шепча между поцелуями то по-английски, то по-итальянски:
— Моя сирена… carina… такая нежная… такая прекрасная… che bella… che belissima.
А Джулиана извивалась под ним, пытаясь забраться руками под его рубашку. Когда же ей наконец это удалось, она принялась поглаживать его по спине и по плечам. В конце концов Саймон не выдержал и, приподнявшись, застонал. Опустив глаза, он окинул взглядом припухшие от поцелуев губы Джулианы, пылающие щеки и огромные голубые глаза, в которых плескалось желание. И тут она вдруг лукаво улыбнулась и, подергав его за рубашку, сказала:
— Сними это. Я хочу быть ближе к тебе. Как можно ближе.
Саймон тотчас сорвал с себя рубашку и отбросил в сторону. Затем вновь поцеловал Джулиану, после чего прошептал ей на ухо:
— Ты пришла ко мне, но почему, сирена?
— Я… — Она застонала, когда он стал легонько теребить ее соски.
— Так почему же? — повторил он вопрос.
— Я хотела эту ночь… — выдохнула Джулиана.
— Но почему? — Он скользнул губами по ее шее, лизнув ямочку у горла.
— Я… — Джулиана застонала, когда он прижался поцелуем к ее груди. — О, Саймон!.. — взмолилась она. — Саймон, пожалуйста…
— Так почему ты пришла ко мне?
— Ты же знаешь… Потому что я люблю тебя.
Он ощутил трепет восторга от этих слов, таких простых и таких искренних. И снова принялся ласкать Джулиану, наслаждаясь ее вздохами и стонами. В какой-то момент она тихонько вскрикнула, а потом, задыхаясь, повторила:
— Я люблю тебя, Саймон, люблю.
И тут он наконец не выдержал. Никогда еще он ничего так не хотел, как эту женщину. Хотел сейчас, немедленно.
Саймон соскользнул с кровати и опустился рядом на колени. Джулиана тут же приподнялась.
— Куда ты?.. — Она взглянула на него в недоумении.
А он вдруг провел ладонями по ее стройным ногам и, не удержавшись, раздвинул их.
— Саймон! Что ты?! — вскрикнула она в испуге. Руки ее взметнулись, чтобы прикрыть то место, к которому он так отчаянно жаждал прикоснуться.
Он улыбнулся и проговорил:
— Ложись, сирена.
Она покачала головой:
— Я не могу. Ты же не будешь…
— Можешь. И я буду, — заявил он, чувствуя, как его переполняет отчаянное, лихорадочное желание. — Ведь ты же просила всего, не так ли?
— Но я не думала, что…
— Ты отдалась мне, — перебил он, раздвигая ее ноги еще шире. — И я сейчас делаю то, что хочу. Думаю, ты тоже этого хочешь.
Она судорожно сглотнула, а он, стиснув зубы, сказал себе: «Я доставлю ей удовольствие и от этого сам получу удовольствие».
— Саймон, пожалуйста… — прошептала она с сильным акцентом.
— Ложись, — приказал он, прижимая ее к кровати поцелуем. И тут же прильнул губами к ее ладони, которой она прикрывала лоно. — Впусти же меня.
Она подчинилась, и Саймон раздвинул ее мягкие губки. Джулиана тотчас приподняла бедра ему навстречу. Она была такой нежной и влажной, уже готовой принять его…
При этой мысли Саймон тихо застонал. Немного помедлив, принялся осторожно ласкать ее пальцем. Она то и дело вскрикивала, а в какой-то момент, когда он проник пальцем в горячее влажное лоно, едва не соскользнула с кровати от взрыва ощущений.
Он окинул ее взглядом, упиваясь восхитительной красотой ее тела, великолепными черными волосами, мерцающими сапфировыми глазами и чувственными розовыми губами, чуть приоткрытыми. Он никогда не хотел ничего так, как эту женщину.
Тут она в очередной раз застонала, и ему вдруг подумалось, что он сейчас умрет, если не приникнет к ней губами.
