Словно угадав, о чем он подумал, Джулиана, забыв про стыдливость, прошептала:
— Поцелуй меня…
И в тот же миг Саймон припал губами к ее лону. Она громко вскрикнула и, вцепившись в его волосы, стала раз за разом резко приподниматься навстречу этим чудесным ласкам. Стоны ее становились все громче, и наконец, пронзительно вскрикнув, она приподнялась в последний раз и затихла в изнеможении, воспарив к вершинам блаженства.
Саймона же охватило чувство мужского удовлетворения. Ведь он сделал то, что хотел, — доставил ей удовольствие. А что может быть приятнее, чем доставлять удовольствие этой удивительной женщине? О, он мог бы лежать с ней в постели и боготворить ее целую вечность. Он мог бы…
— Саймон, сними бриджи, — сказала она неожиданно, и рука ее скользнула к его ремню.
— Ты уверена?.. — Он знал, что если сейчас разденется, то дороги назад уже не будет.
Она кивнула, и ее сапфировые глаза потемнели от страсти.
— Абсолютно.
Что ж, если так, то она получит его. И он будет принадлежать ей до конца жизни.
Нежно поцеловав ее в губы, Саймон проговорил:
— Не могу ни в чем тебе отказать.
Едва успев произнести эти слова, он понял, что они чистейшая правда. Да, он сделает все, что в его силах, только бы удержать ее, все остальное не имело значения.
Пальцы Джулианы неловко возились с пуговицами и ремнем его бриджей, и Саймон, не выдержав, вскочил с кровати и мгновенно избавился от них и от сапог. Вернувшись к Джулиане, он тотчас устроился между ее ног, отчаянно желая обладать ею.
— Подожди, — прошептала она. — Я хочу видеть…
Но у него уже не было сил терпеть.
— Нет, не сейчас, дорогая. В следующий раз.
— Но у нас же только одна ночь, и это моя единственная возможность посмотреть на тебя.
Он на мгновение оцепенел. Потом взял ее лицо в ладони и, заглянув ей в глаза, увидел в них не только страсть, но также и печаль, и отчаяние.
У них будет не одна ночь, и она должна была это знать. Да, он никогда не отпустит ее, потому что теперь все изменилось. Глядя ей в глаза, Саймон хрипло прошептал:
— Пожалуйста, не заставляй меня останавливаться.
Она тихонько вздохнула.
— Хорошо. Не останавливайся.
Он начал осторожно входить в нее. Потом остановился и снова посмотрел ей в глаза.
— Как ты?
Она кивнула, прикусив нижнюю губу. Но Саймон все еще медлил.
— Дорогая, я не хочу причинить тебе боль.
Джулиана покачала головой:
— Нет-нет, мне не будет больно.
— Боюсь, что будет. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы больше никогда не причинять тебе боль. — Он поцеловал ее и добавил: — Смотри на меня. Я хочу видеть твои глаза.
Она снова кивнула. А он опять начал входить в нее и наконец погрузился полностью. При этом оба тяжело дышали.
Внезапно она прошептала:
— У тебя самые красивые на свете глаза.
Он невольно улыбнулся и прошептал в ответ:
— Нет, невозможно. Мои глаза ничто в сравнении с твоими.
Ему отчаянно хотелось двигаться. Отчаянно хотелось найти освобождение, о котором тело молило всю ночь. Но он обуздал свои желания и спросил:
— Больно, сирена?
Она покачала головой. Потом пробормотала:
— Нет, но все это так… О, Саймон, я чувствую тебя… везде. — Она чуть приподнялась навстречу его осторожным движениям и провела руками по его спине. — Саймон, сделай так еще. Только сильнее.
Он глухо застонал и, приподнявшись, начал двигаться все быстрее. Джулиана вскрикнула от наслаждения и, прошептав его имя, запустила пальцы ему в волосы. Почти тотчас же уловив ритм его движений, она раз за разом устремлялась ему навстречу, и вскоре оба начали задыхаться.
— О, Саймон, мне так… — Она громко застонала.
А он в тот же миг подумал: «Какой я глупец! Как я мог предположить, что сумею устоять перед ней?»
— Посмотри на меня, любимая. Я хочу видеть тебя, — прохрипел Саймон.
А в следующее мгновение оба громко вскрикнули и, содрогнувшись, затихли, наслаждаясь произошедшим. И в этот момент Саймон понял, что Джулиана стала центром его вселенной; ему хотелось остаться в ее объятиях навсегда.
Несколько минут они лежали, тяжело дыша, лежали, крепко прижимаясь друг к другу. А потом он вдруг с удивлением почувствовал, что снова хочет Джулиану. Сейчас же, немедленно. Обнимая ее, мягкую и теплую, он не хотел думать о будущем, хотел только одного — наслаждаться ею.
«Наверное, эта ночь была ошибкой, — думала Джулиана. — Да-да, ошибкой, потому что теперь все стало гораздо хуже».
Конечно, Саймон дал ей все, о чем она мечтала, еще никогда не чувствовала она себя такой красивой и такой желанной. Однако она не думала, что полюбит его еще сильнее.
А ведь завтра он оставит ее. И женится на другой. А ей придется жить, зная, что мужчина, которого она любит, никогда не будет принадлежать ей.
Она поежилась от этой мысли и крепко прижалась к Саймону, словно могла слиться с ним навсегда, словно могла остановить ход времени.
А он провел ладонью по ее спине и проговорил:
— Ты дрожишь. Замерзла?
— Да, немного, — ответила она, потому что легче было солгать, чем сказать правду.
Саймон тотчас же вскочил с кровати и поднял с пола одеяло. Накрыв Джулиану, он нежно ее поцеловал, затем отвернулся, чтобы подбросить дров в камин.
А она тут же встала, взяла свой халат, надела его и завязала пояс. Потом повернулась и стала наблюдать за Саймоном, сидевшим на корточках перед огнем. Мышцы его бугрились и поблескивали в оранжевом свете — он сейчас походил на бога огня.
Выпрямившись, он взглянул на кровать и нахмурился, не обнаружив Джулианы. Где же она? Он осмотрелся.
Когда же она вышла из тени и подошла к нему, он подхватил ее на руки и сел вместе с ней в кресло у огня. Скользнув рукой под полу ее халата, с улыбкой проговорил:
— Я предпочитаю видеть тебя без одежды, дорогая.
Джулиана подивилась этому новому Саймону, нежному и улыбчивому. Она провела ладонью по его мускулистой груди и, тоже улыбнувшись, ответила:
— И тебе так гораздо лучше. Знаешь, мне казалось, что быть еще красивее ты уже просто не можешь. Но когда я наблюдала за тобой в свете огня… Ты Гефест! Сплошные мускулы — и пламя!
— Значит, ты Афродита. Удачное сравнение.
«Но Афродита и Гефест были супругами, — промелькнуло у нее. — А у нас только одна ночь».
Нет, она не станет об этом думать!
