— Но не упала же, — возразила герцогиня, подставляя лицо для поцелуя.
Муж поцеловал ее, ладонями погладив то место, где рос его ребенок.
— Ты должна быть осторожнее, — прошептал он с благоговением в голосе.
Она подняла руки и крепко обняла мужа, упиваясь его жаром и силой.
— С нами все хорошо, дорогой. — Она улыбнулась. — Двенадцать жизней, помнишь?
Он тоже улыбнулся.
— Мне думается, ты уже все их использовала. Во всяком случае, ты использовала свои двенадцать скандалов.
Она сморщила носик, ненадолго задумавшись.
— Да нет, я не могла.
Он подхватил ее на руки и подошел к их любимому креслу, согнав с него Леопольда. Пес улегся на полу и снова задремал, а Саймон устроился в кресле с женой на коленях.
— А падение в Серпентайн?.. И тот случай, когда ты заставила меня гоняться за тобой по Гайд-парку… И когда поджидала меня перед клубом…
— Ну, все это не было настоящим скандалом, — запротестовала герцогиня. Она прильнула к мужу, когда он погладил ее округлившийся живот.
— Достаточно скандально… И еще…
— Приезд моей матери, — подсказала Джулиана.
Саймон покачал головой.
— Она не твой скандал.
Джулиана улыбнулась.
— Но она тот скандал, с которого все и началось.
— Это верно. — Саймон прижался поцелуем к ее виску. — Не забыть бы как-нибудь поблагодарить ее.
Да, и еще — опрокидывание осенней композиции леди Нидэм.
— Но кто же украшает лестницу овощами? И если уж мы решили посчитать все мои скандалы, то как насчет тех, при которых ты тоже отличился? — Она стала загибать пальцы. — Наш с тобой поцелуй в конюшне моего брата… поцелуи на балу по случаю твоего обручения… И давай не будем забывать…
Он поцеловал ее в шею.
— Мм… давай не будем забывать…
— Ночь костров! — со смехом закричала она.
Янтарные искорки в глазах Саймона потемнели.
— Уверяю тебя, сирена, я никогда не забуду Ночь костров.
— Так сколько всего?..
— Кажется… восемь.
— Вот видишь? Я же тебе говорила! Я образец добропорядочности! — Он расхохотался, а она с беспокойством пробормотала: — Нет, девять.
— Девять?..
— Я оскорбила твою мать у модистки. — Джулиана понизила голос. — Перед людьми.
Брови герцога взлетели на лоб.
— Когда?..
— Во время нашего пари.
Он ухмыльнулся.
— Хотел бы я на это посмотреть.
Она потупилась.
— Это было ужасно. Я до сих пор не могу смотреть ей в глаза.
— Ты здесь совершенно ни при чем. Просто моя мать — ужасная женщина. И… кажется, были еще две скандальные выходки в ту первую ночь — на балу у Ралстонов.
Она задумалась.
— Да, верно. Грейбхем в саду и твоя карета.
Саймон нахмурился и проворчал:
— Грейбхем, стало быть?
Ее пальчики запутались в завитках волос у него на затылке.
— О нем можешь не беспокоиться. Он свое получил.
— Это ты так думаешь… а я бы не прочь нанести ему визит.
Она весело рассмеялась.
— Если тебя пустят к нему в дом. Ведь у тебя ужасно скандальная репутация!
— Вот он, твой двенадцатый! Бал у Нортумберлендов, — заявил Саймон. — Да, больше никаких лестниц в твоем положении.
— Но это же ты ворвался в Нортумберленд-Хаус. Поэтому это целиком твой скандал. Я здесь совершенно ни при чем!
Он поцеловал ее шею, и Джулиану пронзила сладкая дрожь.
— Что ж, справедливо, — кивнул герцог. — Тот скандал целиком и полностью на моей совести.
— Он был лучший из всех! — воскликнула Джулиана.
— Ну… разве я не говорил тебе, что если уж делаю что-то, то делаю хорошо?
Ее звонкий смех был прерван его поцелуем, долгим и пылким.
Когда же они, тяжело дыша, оторвались друг от друга, Саймон прижался лбом к ее лбу и прошептал:
— Моя несравненная жена.
Она опустила голову, нежась в тепле его любви. Потом вспомнила:
— У тебя же были новости, когда ты вошел.
Герцог откинулся на спинку кресла и вытащил из кармана сюртука письмо.
— У нас появился племянник. Будущий маркиз Ралстон.
Глаза Джулианы вспыхнули от радости. Она схватила листок и пробежала глазами по строчкам.
— Мальчик! Генри! Итак, уже трое. Дочка Ника, Элизабет, родилась две недели назад и теперь делит детскую Таунсенд-Парка с подрастающей и счастливой Кэролайн.
Саймон привлек жену к себе, чмокнул в лоб и прижал к груди.
— А осенью и мы сделаем свое дело и добавим четвертого к этой веселой компании.
Джулиана лукаво улыбнулась.
— Но ты, надеюсь, понимаешь, что все они будут сущим наказанием.
Саймон долго молчал, так долго, что Джулиана подняла голову и заглянула в его золотистые глаза. И тут он ослепительно улыбнулся и изрек:
— Они будут самым лучшим на свете наказанием.
Так и случилось.
