Он поднял палец. В полумраке хижины он поднял указательный палец и медленно показал на меня — на мое лицо, на мои глаза.
— Это гэльское слово, — сказал он, — обозначает вот это.
— Палец?
— Палец.
[23]
У тебя гэльское имя, сассенах. Так что, возможно, ты была права, перебравшись так далеко.
Мистер Лесли, вы помните, я говорила, что бывают такие моменты, которые могут изменить жизнь? Маленькие события? Я думаю, это был один из них. То, как Аласдер поднял палец. Как он смотрел на него в сумерках.
Я не забыла его темные очертания на фоне неба, темное лицо.
Когда он уходил, я поблагодарила.
— Спасибо за мясо, — сказала я.
— Я надеюсь, оно поддержит тебя. Там довольно много.
— Ты достаточно оставил себе? Для твоей жены и семьи? Мне хватит гораздо меньшего, чем ты принес.
— У нас с Сарой есть немного.
Я кивнула и улыбнулась.
Мы коротко попрощались.
Смотрите. Видите? Мой палец. Не такое уж значительное зрелище. Он маленький и грязный, с обломанным ногтем и немного искривлен, потому что я хваталась за скалы и вереск, когда карабкалась к вершинам, у меня потому и на ногах пальцы скрючены. Кобыла укусила меня однажды, думая, что это еда, и у меня на пальце все еще остался отпечаток ее зубов — здесь. Я не слишком переживала по этому поводу. Он кровоточил, но тогда у меня была сумка Коры, в которой лежал спорыш.
«Корраг» значит «палец».
Вы знаете, что говорили люди? Те, кто жил в других долинах и слышал обо мне и о моем имени, но никогда не видел меня? Они знали о моих травах и призрачно-серых глазах и о том, как я брожу по склонам в ветреную погоду, и говорили: «Корраг? А… Это оттого, что она проклинает, указывая пальцем. Она тычет им в человека, и он превращается в камень…»
Вы услышите такие разговоры. Вот что они расскажут вам — Кэмероны с севера и, возможно, пара Стюартов. Был еще один, по имени Бредалбейн, он якобы слышал, что мой палец как уголек — светится на конце и им можно причинить боль. Но он был слабоумный. Что вы ответите им?
Скажите: «Нет. Она никогда не тыкала пальцем, уж точно не в людей, и она никогда никого не проклинала». Этого никогда не было.
Я рассматривала потом свой палец. Я видела морщинистые складки, линии на нем и думала: «Как это может быть моим именем? Моим собственным именем?»
Мне не нравилось. Ни значение моего имени, ни мои маленькие ручки.
Но теперь мне понравилось и то и другое. Я знаю их, и они мне нравятся.
«Корраг? Почему Корраг?»
«Потому что она была храброй. Она указывала путь».
Я знаю, что должна быть благодарна, — и я благодарна.
Но я скучаю по нему, мистер Лесли. Все время, пока бодрствую, я скучаю по нему.
Он снится мне ночами, и мне кажется, что я рядом с ним или что я сижу у огня, пока он говорит или ест мясо, но потом я просыпаюсь и начинаю скучать по нему. Я скучаю по нему все больше.
Вы ведь не покинете меня прямо сейчас? Я знаю, что уже поздно. Но поговорите со мной об Ирландии и ее небе, о ваших сыновьях и о жене.
Возможно, они приснятся мне.
Убаюкайте меня своим рассказом.
Любовь моя, у меня не хватает слов, чтобы как следует поблагодарить за твое письмо. Меня утешает лишь то, что я вижу твой почерк, и, когда я читаю письмо, мне кажется, будто ты здесь, со мной, в Инверэри. Я хочу, чтобы ты была здесь, ты знаешь. Читая по вечерам у огня Библию, я смотрю на второй стул в этой комнате, на который я никогда не садился, и представляю, какой бы ты была, если бы сидела на нем. Может, ты бы вышивала. Или держала на коленях какой-нибудь романчик. Я много чего повидал, Джейн. Как епископ, как изгнанник. Но прекраснейшее из зрелищ я видел как муж.
Я сказал ей об этом.
Сегодня вечером она стала чувствительной, по-моему, она плакала в темноте. Она беспокоилась так сильно не о своей смерти, как мне кажется (она, конечно, очень тревожится из-за нее), — скорее, ее волновала жизнь. Она видит в мире в основном хорошее, видит свет там, где есть тьма. Какая женщина смогла бы говорить о медленно садящемся солнце, после того как солдат пытался надругаться над ней (ты понимаешь, что я имею в виду — худший способ, которым мужчина может надругаться над женщиной)? Она замечает красоту там, где мы обычно проходим мимо. Но сегодня вечером у нее было тяжело на сердце. Я думаю иногда, что в потемках она вспоминает все свои потери заново и боль душевных ран не дает ей покоя.
Она сказала: «Поговорите со мной об Ирландии», когда я убирал перо.
Так что я задержался немного. Теперь она слушала, а я рассказывал. Я поведал ей, как день за днем наши сыновья выросли в сильных и образованных мужчин и что самый сладкий звук, который я слышал в жизни, — это твой голос, поющий песни. Я подарил ей Гласло, с его плющом и садами. Когда я сказал ей, что улицы по весне полны цветов, она спросила, что это за цветы, но откуда же мне знать?!
— Моя жена знает их названия, — сказал я.
И она слабо улыбнулась:
— Женщины знают. Да.
Она спросила о тебе, Джейн. Я не стал слишком возвышенно описывать тебя, ведь это как рассказывать маленькому цветочку на скале о достоинствах прекрасной розы. Это было бы нечестно. Но она спрашивала:
— Отчего вы любите ее?
И как же я мог ответить? Я не знал, с чего начать.
Я пишу это под звон падающих капель. Он доносится снаружи, они катятся с крыши на другую крышу, что находится под моей, — я полагаю, это крыша кухни. Похоже, это медленное начало весны, и я понимаю, что это означает приближение смерти Корраг. Люди тащат дрова и веревки на площадь, и хозяин гостиницы уверяет меня, что «злобному дьявольскому отродью» (его слова, не мои) осталось недолго. Неделя, говорит он, в лучшем случае неделя. (Тут предпочитают сжигать в конце недели. Наверное, потому, что приходит больше зрителей.)
Еще я спросил у него, кто шериф в их городе. Кто, спросил я, принимает клятву верности королю?
Он назвал имя — Ардкинглас.
Так что я найду этого человека и поговорю с ним. Он должен быть одним из последних людей, кто видел Маклейна до жестокого убийства, и мне будет интересно услышать его мнение на сей счет.
Я ложусь отдыхать с твоим письмом. За окном слышен шорох дождя — уже дождя, не снега. Так что да, без сомнения, я поеду на север не позднее чем через неделю.
Ч.
V
Цветки белые и крошечные, когда они отцветают, появляются маленькие сумочки, в которых хранятся плоские зернышки, чаще всего имеющие форму сердца.
