В голосе Питера появилось нечто особенное, что передалось и мне, сидевшей рядом с ним. Непонятно, по какой причине, но я вдруг ощутила, что хочу услышать то, что он намеревается мне сказать, и одновременно боюсь этого. Странное чувство, какое-то девичье смущение, абсурдное в нашем положении.
Тут, пока я пыталась разобраться в себе, он заговорил:
— Мела…
Но что он хотел сказать, я так и не узнала, ибо в этот самый миг хлопнула входная дверь.
Оба мы напряглись, и пальцы Питера крепко сжали мою руку. Мы услышали, как внизу кто-то разговаривал с миссис Маллиган. Низкий голос принадлежал мужчине, но мы не могли расслышать, что он говорил. А потом на лестнице послышались уверенные шаги.
— Подождите, пока он не окажется на площадке, — посоветовала я, — иначе вы увидите только его макушку.
— Хорошо.
Шаги приближались, а потом, когда я уже испугалась, что он медлит с выходом, Питер открыл дверь и шагнул вперед. И вдруг вздрогнул и отступил назад в комнату, едва не сбив меня с ног, и с резким стуком захлопнул дверь.
— В чем дело? — спросила я.
Питер не ответил мне, и тогда я взяла спичечный коробок, который мы оставили в удобном месте на умывальнике, чиркнула спичкой и зажгла газовый рожок.
— В чем дело? — снова спросила я и, повернувшись, увидела, что он стоит спиной к двери.
— Нам надо немедленно убираться отсюда, — едва слышно проговорил Питер.
— Но почему?
— Я знаю этого человека, — ответил он, — того, кто поднимался по лестнице.
— Кто он?
— Один из моих избирателей, — ответил Питер.
Тон, которым он произнес эти слова, дал мне понять, насколько серьезна ситуация.
— Это тот, кого называют Преподобным, и я знаю, почему он получил такую кличку. Он является светским проповедником и пылким пацифистом. Уже несколько лет он докучает властям в той части страны, которую я представляю. После начала войны он сотрудничает с группой пацифистов, которых следовало бы просто пересажать.
— Пацифизм! — проговорила я. — Значит, его насаждают и у вас?
— Да, — согласился Питер. — Но это не то, что сейчас может помочь стране, и, что бы ни произошло, он не должен видеть нас здесь. Он хорошо знает меня и терпеть не может — так же, как и я его. Нам приходилось не раз скрещивать шпаги по разным поводам. Мела, собирайтесь!
— A вы уверены, что он не узнал вас?
— Едва ли, — проговорил Питер. — Он смотрел в другую сторону, а я увидел его в профиль и успел вовремя отступить. Во всяком случае, мне так кажется, а уверенным ни в чем нельзя быть.
— O Питер, какая досада! — вздохнула я, влезая в пальто. — Если это всего лишь организация пацифистов, значит, мы потратили время зря.
— Едва ли, — ответил Питер. — Здесь может обнаружиться и двойное дно. Этот самый Дурбин — известный смутьян. Полиции будет полезно узнать о нем.
— Но если он пацифист, то вряд ли имеет отношение к убийству, — предположила я.
— Действительно, не похоже, — согласился Питер.
Я начала надевать шляпку перед зеркалом.
— Поторопитесь, Мела! — нетерпеливо проговорил он.
— Сейчас, — ответила я, — только забавно, что это вы советуете мне поторопиться — сапожок обычно бывает на другой ноге.
Мы взяли чемоданы, аккуратно закрыли за собой дверь и начали спускаться по лестнице. Когда мы оказались на втором этаже, я остановилась.
— Но что мы скажем миссис Маллиган?
— Боже милостивый! — воскликнул Питер. — Об этом я не подумал. Что вы предлагаете?
— Что решили отправиться в Лондон немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра. Поезд уходит около одиннадцати часов.
— Кажется, так, — проговорил Питер. — Неплохая идея, Мела. Говорить будете вы. Может, мы сумеем незаметно ускользнуть из дома?
— Давайте попытаемся, — поддержала я его.
Правда, особой надежды на это у меня не было. Кухня выходила в коридор, и, как только мы спустились вниз, неприветливая, меченная шрамом физиономия миссис Маллиган показалась в приоткрытой двери.
— Кто здесь? — спросила она, a когда увидела нас, на лице ее появилось мрачное выражение.
— У нас изменились планы, миссис Маллиган, — начала я. — Надеюсь, это не причинит вам никаких неудобств, но мы решили не дожидаться утра, чтобы добраться до Лондона, а отправиться туда ночным поездом. Конечно, если с нас положена какая-то доплата…
Я успела добраться только до этого места, прежде чем миссис Маллиган приступила к действиям. Какое-то мгновение я просто не могла понять, что она говорит. Выйдя в коридор, она уперла руки в бока и заголосила:
— Ага, вот оно што, здеся респектабельный дом, а я почтенная женщина, а вы этого не знали, выходит. Никогда и никому не сдавала комнат на час и не собираюся этого делать. Явились сюда со своей сказкой и выдуманными именами! И что же получается, а ведь я могла бы и сразу догадаться, чево это вы задумали, сразу, как только вас обоих увидела.
Слова лились и лились, и нам было невозможно вставить хотя бы слово. Кроме того, она заняла позицию между нами и дверью, и выйти мы могли, только сдвинув ее с места.
— Позвольте же мне объяснить, — вновь и вновь повторяла я.
Но она ничего не желала слышать, а только трещала и трещала, называя нас по-всякому, откровенно говоря, я и слов-то таких в жизни своей не слыхала и, честно признаюсь, едва понимала услышанное.
Когда она наконец смолкла, чтобы перевести дух, Питер всерьез разозлился. Не обращая внимания на пожатие моей руки, которую во время монолога этой особы я положила на его руку, желая сдержать его, Питер проговорил:
— Ну, с нас довольно, добрая женщина. Мы заплатили вам все, что с нас причитается, а теперь нам пора идти.
Тут миссис Маллиган снова взвилась.
— Что это вы называете меня «доброй женщиной», — выпалила она, — оскорбить, что ли, хотите…
После чего из ее уст снова полился поток ругательств. Крик она подняла такой, что мы оба даже не услышали шаги на лестнице до тех пор, пока в нескольких ярдах от нас не прозвучал невозмутимый голос:
— Не могу ли я чем-то помочь вам, мистер Флактон?
На лице Питера не отражалось никаких чувств, но я прекрасно понимала его. Вступивший в разговор человек оказался темноволосым и мертвенно-бледным, седые волосы неопрятными клоками обрамляли его лицо. На нем был темный костюм, в петлице которого был заметен какой-то значок.
Столь неприятной физиономии, признаюсь, я еще не видала: на лице его было, казалось бы, благообразное выражение, но одновременно и циничное, и насмешливое, — словом, человек с таким лицом не заслуживал бы моего доверия. И тем не менее у меня возникло впечатление, что он стремится выглядеть праведником.
