Сердце его замерло. Он остановился и, весь дрожа, тихо
произнес:
– А что?
– С тобою баба! Ей, отдеру тебя, вставши, на все бока! Не
доведут тебя бабы к добру! – Сказавши это, он оперся головою на локоть и стал
пристально рассматривать закутанную в покрывало татарку.
Андрий стоял ни жив ни мертв, не имея духа взглянуть в лицо
отцу. И потом, когда поднял глаза и посмотрел на него, увидел, что уже старый
Бульба спал, положив голову на ладонь.
Он перекрестился. Вдруг отхлынул от сердца испуг еще скорее,
чем прихлынул. Когда же поворотился он, чтобы взглянуть на татарку, она стояла
пред ним, подобно темной гранитной статуе, вся закутанная в покрывало, и
отблеск отдаленного зарева, вспыхнув, озарил только одни ее очи, помутившиеся,
как у мертвеца. Он дернул за рукав ее, и оба пошли вместе, беспрестанно
оглядываясь назад, и наконец опустились отлогостью в низменную лощину – почти
яр, называемый в некоторых местах балками, – по дну которой лениво пресмыкался
проток, поросший осокой и усеянный кочками. Опустясь в сию лощину, они скрылись
совершенно из виду всего поля, занятого запорожским табором. По крайней мере,
когда Андрий оглянулся, то увидел, что позади его крутою стеной, более чем в
рост человека, вознеслась покатость. На вершине ее покачивалось несколько
стебельков полевого былья, и над ними поднималась в небе луна в виде косвенно
обращенного серпа из яркого червонного золота. Сорвавшийся со степи ветерок
давал знать, что уже немного оставалось времени до рассвета. Но нигде не слышно
было отдаленного петушьего крика: ни в городе, ни в разоренных окрестностях не
оставалось давно ни одного петуха. По небольшому бревну перебрались они через
проток, за которым возносился противоположный берег, казавшийся выше бывшего у
них назади и выступавший совершенным обрывом. Казалось, в этом месте был
крепкий и надежный сам собою пункт городской крепости; по крайней мере,
земляной вал был тут ниже и не выглядывал из-за него гарнизон. Но зато подальше
подымалась толстая монастырская стена. Обрывистый берег весь оброс бурьяном, и
по небольшой лощине между им и протоком рос высокий тростник, почти в вышину
человека. На вершине обрыва видны были остатки плетня, обличавшие когда-то бывший
огород. Перед ним – широкие листы лопуха; из-за него торчала лебеда, дикий
колючий бодяк и подсолнечник, подымавший выше всех их свою голову. Здесь
татарка скинула с себя черевики и пошла босиком, подобрав осторожно свое
платье, потому что место было топко и наполнено водою. Пробираясь меж
тростником, остановились они перед наваленным хворостом и фашинником. Отклонив
хворост, нашли они род земляного свода – отверстие, мало чем большее отверстия,
бывающего в хлебной печи. Татарка, наклонив голову, вошла первая; вслед за нею
Андрий, нагнувшись сколько можно ниже, чтобы можно было пробраться с своими
мешками, и скоро очутились оба в совершенной темноте.
Глава 6
Андрий едва двигался в темном и узком земляном коридоре,
следуя за татаркой и таща на себе мешки хлеба.
– Скоро нам будет видно, – сказала проводница, – мы подходим
к месту, где поставила я светильник.
И точно, темные земляные стены начали понемногу озаряться.
Они достигли небольшой площадки, где, казалось, была часовня; по крайней мере,
к стене был приставлен узенький столик в виде алтарного престола, и над ним
виден был почти совершенно изгладившийся, полинявший образ католической
мадонны. Небольшая серебряная лампадка, перед ним висевшая, чуть-чуть озаряла
его. Татарка наклонилась и подняла с земли оставленный медный светильник на
тонкой высокой ножке, с висевшими вокруг ее на цепочках щипцами, шпилькой для
поправления огня и гасильником. Взявши его, она зажгла его огнем от лампады.
Свет усилился, и они, идя вместе, то освещаясь сильно огнем, то набрасываясь
темною, как уголь, тенью, напоминали собою картины Жерардо della notte.
[25]
Свежее, кипящее здоровьем и юностью, прекрасное лицо рыцаря представляло
сильную противоположность с изнуренным и бледным лицом его спутницы. Проход
стал несколько шире, так что Андрию можно было пораспрямиться. Он с
любопытством рассматривал сии земляные стены, напомнившие ему киевские пещеры.
Так же как и в пещерах киевских, тут видны были углубления в стенах и стояли
кое-где гробы; местами даже попадались просто человеческие кости, от сырости
сделавшиеся мягкими и рассыпавшиеся в муку. Видно, и здесь также были святые
люди и укрывались также от мирских бурь, горя и обольщений. Сырость местами
была очень сильна: под ногами их иногда была совершенная вода. Андрий должен был
часто останавливаться, чтобы дать отдохнуть своей спутнице, которой усталость
возобновлялась беспрестанно. Небольшой кусок хлеба, проглоченный ею, произвел
только боль в желудке, отвыкшем от пищи, и она оставалась часто без движения по
нескольку минут на одном месте.
Наконец перед ними показалась маленькая железная дверь. «Ну,
слава богу, мы пришли», – сказала слабым голосом татарка, приподняла руку,
чтобы постучать, – и не имела сил. Андрий ударил вместо нее сильно в дверь;
раздался гул, показавший, что за дверью был большой простор. Гул этот
изменялся, встретив, как казалось, высокие своды. Через минуты две загремели
ключи, и кто-то, казалось, сходил по лестнице. Наконец дверь отперлась; их
встретил монах, стоявший на узенькой лестнице, с ключами и свечой в руках.
Андрий невольно остановился при виде католического монаха, возбуждавшего такое
ненавистное презрение в козаках, поступавших с ними бесчеловечней, чем с
жидами. Монах тоже несколько отступил назад, увидев запорожского козака, но
слово, невнятно произнесенное татаркою, его успокоило. Он посветил им, запер за
ними дверь, ввел их по лестнице вверх, и они очутились под высокими темными
сводами монастырской церкви. У одного из алтарей, уставленного высокими
подсвечниками и свечами, стоял на коленях священник и тихо молился. Около него
с обеих сторон стояли также на коленях два молодые клирошанина
[26] в лиловых
мантиях с белыми кружевными шемизетками сверх их и с кадилами в руках. Он
молился о ниспослании чуда: о спасении города, о подкреплении падающего духа, о
ниспослании терпения, об удалении искусителя, нашептывающего ропот и
малодушный, робкий плач на земные несчастия. Несколько женщин, похожих на
привидения, стояли на коленях, опершись и совершенно положив изнеможенные
головы на спинки стоявших перед ними стульев и темных деревянных лавок;
несколько мужчин, прислонясь у колонн и пилястр, на которых возлегали боковые
своды, печально стояли тоже на коленях. Окно с цветными стеклами, бывшее над
алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и упали от него на пол голубые,
желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно темную церковь. Весь
алтарь в своем далеком углублении показался вдруг в сиянии; кадильный дым
остановился в воздухе радужно освещенным облаком. Андрий не без изумления
глядел из своего темного угла на чудо, произведенное светом. В это время
величественный рев органа наполнил вдруг всю церковь. Он становился гуще и
гуще, разрастался, перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в
небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими звуками,
напоминавшими тонкие девичьи голоса, и потом опять обратился он в густой рев и
гром и затих. И долго еще громовые рокоты носились, дрожа, под сводами, и
дивился Андрий с полуоткрытым ртом величественной музыке.
