А козаки все еще говорили промеж собой, и всю ночь стояла у
огней, приглядываясь пристально во все концы, трезвая, не смыкавшая очей
стража.
Глава 8
Еще солнце не дошло до половины неба, как все запорожцы
собрались в круги. Из Сечи пришла весть, что татары во время отлучки козаков
ограбили в ней все, вырыли скарб, который втайне держали козаки под землею,
избили и забрали в плен всех, которые оставались, и со всеми забранными стадами
и табунами направили путь прямо к Перекопу. Один только козак, Максим Голодуха,
вырвался дорогою из татарских рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами
и на татарском коне, в татарской одежде полтора дни и две ночи уходил от
погони, загнал насмерть коня, пересел дорогою на другого, загнал и того, и уже
на третьем приехал в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были
под Дубной. Только и успел объявить он, что случилось такое зло; но отчего оно
случилось, курнули ли оставшиеся запорожцы, по козацкому обычаю, и пьяными
отдались в плен, и как узнали татары место, где был зарыт войсковой скарб, –
того ничего не сказал он. Сильно истомился козак, распух весь, лицо пожгло и
опалило ему ветром; упал он тут же и заснул крепким сном.
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в ту ж
минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные
как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и
бог знает в каких местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот
отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что
пришли не с тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться,
как ровные между собою.
– Давай совет прежде старшие! – закричали в толпе.
– Давай совет кошевой! – говорили другие.
И кошевой снял шапку, уж не так, как начальник, а как
товарищ, благодарил всех козаков за честь и сказал:
– Много между нами есть старших и советом умнейших, но коли
меня почтили, то мой совет: не терять, товарищи, времени и гнаться за
татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с
награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и
следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что
такое козаки; за веру, сколько было по силам, отмстили; корысти же с голодного
города не много. Итак, мой совет – идти.
– Идти! – раздалось голосно в запорожских куренях.
Но Тарасу Бульбе не пришлись по душе такие слова, и навесил
он еще ниже на очи свои хмурые, исчерна-белые брови, подобные кустам, выросшим
по высокому темени горы, которых верхушки вплоть занес иглистый северный иней.
– Нет, не прав совет твой, кошевой! – сказал он. – Ты не так
говоришь. Ты позабыл, видно, что в плену остаются наши, захваченные ляхами? Ты
хочешь, видно, чтоб мы не уважили первого, святого закона товарищества:
оставили бы собратьев своих на то, чтобы с них с живых содрали кожу или,
исчетвертовав на части козацкое их тело, развозили бы их по городам и селам,
как сделали они уже с гетьманом и лучшими русскими витязями на Украйне. Разве
мало они поругались и без того над святынею? Что ж мы такое? спрашиваю я всех
вас. Что ж за козак тот, который кинул в беде товарища, кинул его, как собаку,
пропасть на чужбине? Коли уж на то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую
честь, позволив себе плюнуть в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом,
так не укорит же никто меня. Один остаюсь!
Поколебались все стоявшие запорожцы.
– А разве ты позабыл, бравый полковник, – сказал тогда
кошевой, – что у татар в руках тоже наши товарищи, что если мы теперь их не
выручим, то жизнь их будет продана на вечное невольничество язычникам, что хуже
всякой лютой смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая
христианскою кровью?
Задумались все козаки и не знали, что сказать. Никому не
хотелось из них заслужить обидную славу. Тогда вышел вперед всех старейший
годами во всем запорожском войске Касьян Бовдюг. В чести был он от всех
козаков; два раза уже был избираем кошевым и на войнах тоже был сильно добрый
козак, но уже давно состарился и не бывал ни в каких походах; не любил тоже и
советов давать никому, а любил старый вояка лежать на боку у козацких кругов,
слушая рассказы про всякие бывалые случаи и козацкие походы. Никогда не
вмешивался он в их речи, а все только слушал да прижимал пальцем золу в своей
коротенькой трубке, которой не выпускал изо рта, и долго сидел он потом, прижмурив
слегка очи; и не знали козаки, спал ли он или все еще слушал. Все походы
оставался он дома, но сей раз разобрало старого. Махнул рукою по-козацки и
сказал:
– А, не куды пошло! Пойду и я; может, в чем-нибудь буду
пригоден козачеству!
Все козаки притихли, когда выступил он теперь перед
собранием, ибо давно не слышали от него никакого слова. Всякий хотел знать, что
скажет Бовдюг.
– Пришла очередь и мне сказать слово, паны-братья! – так он
начал. – Послушайте, дети, старого. Мудро сказал кошевой; и, как голова
козацкого войска, обязанный приберегать его и пещись о войсковом скарбе, мудрее
ничего он не мог сказать. Вот что! Это пусть будет первая моя речь! А теперь
послушайте, что скажет моя другая речь. А вот что скажет моя другая речь:
большую правду сказал и Тарас-полковник, – дай Боже ему побольше веку и чтоб
таких полковников было побольше на Украйне! Первый долг и первая честь козака
есть соблюсти товарищество. Сколько ни живу я на веку, не слышал я,
паны-братья, чтобы козак покинул где или продал как-нибудь своего товарища. И
те и другие нам товарищи; меньше их или больше – все равно, все товарищи, все
нам дороги. Так вот какая моя речь: те, которым милы захваченные татарами,
пусть отправляются за татарами, а которым милы полоненные ляхами и не хочется
оставлять правого дела, пусть остаются. Кошевой по долгу пойдет с одной
половиною за татарами, а другая половина выберет себе наказного атамана. А
наказным атаманом, коли хотите послушать белой головы, не пригоже быть никому
другому, как только одному Тарасу Бульбе. Нет из нас никого, равного ему в
доблести.
Так сказал Бовдюг и затих; и обрадовались все козаки, что
навел их таким образом на ум старый. Все вскинули вверх шапки и закричали:
– Спасибо тебе, батько! Молчал, молчал, долго молчал, да вот
наконец и сказал. Недаром говорил, когда собирался в поход, что будешь пригоден
козачеству: так и сделалось.
– Что, согласны вы на то? – спросил кошевой.
– Все согласны! – закричали козаки.
– Стало быть, раде конец?
– Конец раде! – кричали козаки.
– Слушайте ж теперь войскового приказа, дети! – сказал
кошевой, выступил вперед и надел шапку, а все запорожцы, сколько их ни было,
сняли свои шапки и остались с непокрытыми головами, утупив очи в землю, как
бывало всегда между козаками, когда собирался что говорить старший.
