— Человек, который их видел, работает в магазине одежды. Мы доверяем ему. Он очень точно нарисовал нам эту рубашку.
— А того, кто был в нее одет, он не нарисовал? Так было бы лучше.
— И его тоже, причем довольно неплохо, но все-таки хуже, чем рубашку. Ведь нарисовать человека и нарисовать рубашку — это, как-никак, не одно и то же.
Карл взглянул на рисованный портрет, который положили перед ним поверх рубашек. Человек как человек. Если не знать, кто тут изображен, можно принять его за продавца копировальных аппаратов из Слагельсе: круглые очки, аккуратно выбритое лицо, простодушный взгляд и какие-то мальчишеские губы.
— Не узнаю. А рост какой, по словам свидетеля?
— Метр восемьдесят пять, не меньше.
Затем они убрали рисунок и кивнули на рубашки. Карл тщательно рассмотрел каждую. На первый взгляд они были одинаковыми.
Затем он закрыл глаза и постарался мысленно представить себе ту самую рубашку.
— Ну и что было дальше? — спросил Ассад, когда они ехали назад в Копенгаген.
— Ничего. По мне, так они все одинаковые. Я уже не могу в точности вспомнить ту проклятую рубашку.
— Ты взял с собой фотографию, на которой она заснята?
Карл ничего не ответил, думая о другом. Мысленно он видел лежащего на полу рядом с собой мертвого Анкера, над ним хрипел Харди. Как же он тогда сразу не выстрелил! Достаточно было просто обернуться, едва послышались шаги входящих в барак, и ничего этого бы не произошло. И вместо этого странного существа, Ассада, сейчас рядом за рулем сидел бы Анкер. А Харди! Харди не лежал бы, черт побери, прикованный к кровати на всю оставшуюся жизнь.
— Карл, разве они не могли сначала просто прислать тебе снимки?
Карл посмотрел на своего водителя. Иногда взгляд из-под этих широких бровей выражал такую дьявольскую невинность!
— Конечно, Ассад. Разумеется, можно было и так.
Он взглянул на дорожные указатели: всего несколько километров до Тострупа.
— Сверни здесь!
— А зачем? — спросил Ассад, двумя колесами заезжая за белые полосы.
— Затем, что я хочу посмотреть на то место, где был убит Даниэль Хейл.
— Кто?
— Парень, который заинтересовался Меретой Люнггор.
— Откуда ты об этом узнал?
— Бак рассказал. Хейл погиб в автомобильной аварии. У меня есть отчет дорожной полиции.
Ассад присвистнул так, словно погибнуть в автомобильной аварии мог только очень и очень невезучий человек.
Карл взглянул на спидометр. Может быть, Ассаду все-таки следовало бы поменьше нажимать на газ, а то как бы им обоим тоже не пополнить эту статистику.
Прошло пять лет с тех пор, как Даниэль Хейл погиб на дороге, ведущей в Каппелев, но и сегодня следы аварии были отчетливо видны. Здание, в которое врезалась машина, немножко подлатали и отмыли от копоти, но деньги, полученные по страховке, явно ушли на что-то другое.
Карл бросил взгляд на дорогу впереди, где простирался довольно длинный открытый отрезок. Это как же не повезло человеку! Случись авария на десять метров ближе или дальше, он бы не врезался в это безобразное здание, а просто вылетел в открытое поле.
— Надо же, чтобы такое невезение! Как ты думаешь, Карл?
— Ужасное невезение!
Ассад пнул пень от сломанного дерева, сохранившийся перед поврежденной стеной:
— Он налетел на дерево, и дерево переломилось, как спичка, а затем врезался в стену дома, и машина загорелась?
Карл кивнул и обернулся. Немного дальше, как ему было известно, на шоссе выходила проселочная дорога. Если он правильно запомнил то, что было написано в протоколе, то другая машина выехала как раз оттуда.
— Даниэль Хейл ехал на своем «ситроене» с той стороны из Тострупа, — Карл махнул рукой на север, — и, по словам другого водителя, они столкнулись именно здесь. — Он показал на разделительные полосы. — Может быть, Хейл уснул. Во всяком случае, он заехал за разделительную полосу и столкнулся с другой машиной, после чего его отбросило прямо на дерево и об стену дома. Все произошло за какую-то долю секунды.
— А что было с тем человеком, с которым они столкнулись?
— А тот вылетел вон туда. — Карл указал на ровное поле, которое по воле ЕС несколько лет назад было переведено в разряд невозделываемых.
Ассад присвистнул:
— Так с ним, значит, ничего не случилось?
— Ничего. Он ехал на каком-то жутком гигантском полноприводном тягаче. Ты, Ассад, сейчас в сельской местности.
По выражению лица помощника было видно, что он прекрасно все понимает.
— В Сирии тоже много полноприводных тягачей, — произнес он.
Карл кивнул, не особенно вслушиваясь в сказанное:
— Ассад, правда странно?
— Что? Что он въехал в дом?
— Что он умер на другой день после исчезновения Мереты Люнггор. Этот парень, которого Мерета только что повстречала и который, вероятно, влюбился в нее. Очень странно.
— Ты думаешь, это могло быть самоубийство? Что он так огорчился, узнав, что она пропала в море? — Ассад посмотрел на Карла и слегка изменился в лице. — Вдруг он убил себя сам из-за того, что убил Мерету? Такое бывает.
— Самоубийство? Нет. В таком случае он бы просто сам врезался в стену дома. Кроме того, он не мог убить Мерету. В то время, когда она исчезла, он летел в самолете.
— О'кей! — Ассад снова потрогал выбоины на стене дома. — Тогда вряд ли это он принес письмо, где было написано «Удачной поездки в Берлин»?
Карл кивнул, глядя на садившееся солнце:
— Да, вряд ли.
— Так что же мы тут делаем?
— Что мы делаем? — Карл посмотрел вдаль на поля, на которых уже высовывались из земли первые сорняки. — Могу сказать тебе: ведем следствие, вот что мы делаем.
25
2007 год
— Большое спасибо, что вы согласились устроить это для меня, и спасибо, что так скоро нашли время для встречи. — Карл дружески протянул Биргеру Ларсену руку. — Я ненадолго вас задержу. — Он обвел взглядом знакомые лица людей, сидевших перед ним в кабинете заместителя председателя партии демократов.
— Да, Карл Мёрк. Я собрал тут всех, кто работал с Меретой Люнггор перед самым ее исчезновением. Некоторые вам, наверное, знакомы?
Карл кивнул собравшимся. Да, некоторых он уже знал. Тут было несколько политиков, которые в следующие выборы могли, пожалуй, вытеснить нынешнее правительство. Надежда всегда есть. Политический лидер в юбке по колено, парочка менее заметных членов фолькетинга и несколько человек из секретариата, включая Марианну Кох. Она бросала на Карла ободряющие взгляды, и это напомнило ему о назначенном через три часа перекрестном допросе у Моны Ибсен.
