Потом он проинформировал коллег о случившемся.
— Такого ужаса вы себе даже вообразить не можете, — сказал он. — Верно, Рюдберг?
— Именно так, — подтвердил тот. — Как в американском фильме. Там даже пахло кровью. Обычно не пахнет.
— Мы должны их взять, — закончил Курт Валландер. — Такие психи не должны оставаться на свободе.
Стало тихо. Рюдберг барабанил пальцами по подлокотнику. Из коридора донесся женский смех.
Курт Валландер оглядел кабинет. Его сотрудники. Ни с кем из них он не был особенно дружен, но им хорошо работалось вместе.
— Вот так, — сказал он. — Что будем делать? Пора начинать.
На часах было двадцать минут одиннадцатого.
3
Без четверти четыре Валландер понял, что проголодался. Он не успел пообедать — после совещания непрерывно занимался только тем, чтобы запустить машину розыска. Он не сомневался, что убийц было несколько. Трудно представить, чтобы один человек смог устроить такую кровавую баню.
На улице уже стемнело. Он неохотно сел за стол — надо было составить пресс-релиз. Вся столешница обклеена желтыми бумажками с телефонными номерами, их принесла девушка с коммутатора. Не найдя среди них телефона дочери, Валландер смахнул все листочки в ящик для входящей корреспонденции. Чтобы избежать сомнительного удовольствия стоять перед телекамерами службы новостей Южной Швеции и мямлить, что полиция, дескать, пока еще не напала на след кровавых убийц, он упросил Рюдберга заменить его. Но пресс-релиз придется писать самому. Он вытащил из ящика чистый лист бумаги. А что писать? Всю их сегодняшнюю работу можно было представить в виде длинного ряда вопросительных знаков.
Это был день ожидания.
В реанимации лежала и боролась за жизнь старая женщина, чудом не погибшая от удавки.
Узнают ли они когда-нибудь, что она видела той страшной ночью? Или она так и умрет, не сказав ни слова?
Курт Валландер опять посмотрел в окно. Четыре часа, а на дворе ночь.
И вместо того, чтобы сочинять сообщение для прессы, он начал записывать результаты сегодняшнего дня. Что же им, по сути, известно?
Ничего, думал он, глядя на исписанный лист. Двое стариков, никаких врагов, никаких припрятанных денег. Убиты зверски, перед смертью их пытали. Никто ничего не слышал. Только когда грабители уже были далеко, соседи обнаружили разбитое окно и услышали стоны. Рюдберг пока не нашел никаких улик. Это всё.
Вообще-то старики на отдаленных хуторах всегда были приманкой для грабителей. Их связывали, иногда били. Иногда даже убивали.
Но здесь что-то совсем иное, подумал Курт Валландер. Удавка… Что это? Истерика? Озлобленность? Ненависть? Может быть, месть?
В привычную схему не укладывается.
Что ж, остается только надеяться. Полицейские патрули целый день опрашивали жителей Ленарпа. Может, те что-то видели? Перед тем как пойти на такое ограбление, преступники часто наводят справки, разнюхивают, что и как. А может, Рюдберг что-нибудь обнаружит на месте преступления?
Он поглядел на часы.
Когда он последний раз звонил в больницу? Сорок пять минут назад? Час?
Нет. Сначала надо сочинить этот проклятый пресс-релиз.
Курт Валландер надел наушники и поставил кассету с Юсси Бьёрлингом. Потрескивающая запись тридцатых годов нисколько не портила очарования музыки «Риголетто».
Весь релиз занял восемь строк. Он пошел в канцелярию и попросил напечатать его на машинке и отксерокопировать. Тут же просмотрел вопросник — его предстояло разослать всем жителям Ленарпа и окрестных хуторов. Не заметили ли они чего-нибудь необычного? Чего-то такого, что может иметь отношение к убийству? В глубине души он был уверен, что вопросник не принесет им ничего, кроме лишней головной боли. Телефон будет звонить беспрерывно, а двое полицейских — заниматься исключительно выслушиванием бесполезных свидетельств.
Все равно это надо сделать, подумал Валландер. По крайней мере, будем уверены, что никто ничего не видел.
Он вернулся в кабинет и позвонил в больницу. Там все было по-прежнему. Старушка все еще боролась за свою жизнь.
Не успел он положить трубку, как вошел Неслунд.
— Я был прав, — сказал он.
— Прав?
— Адвокат Монсона вне себя.
Курт Валландер пожал плечами.
— Переживем и это.
Неслунд потер лоб и спросил, как идут дела.
— Пока ничего. Запустили розыск, вот и все.
— Пришел протокол вскрытия.
Курт Валландер посмотрел на него с удивлением:
— Почему я его не получил?
— Он лежит у Ханссона.
— Какого черта он там лежит!
Он поднялся и вышел в коридор. Всегда одно и то же. Бумаги оказались не там, где надо. Хотя все больше канцелярской работы выполняют компьютеры, самые важные документы все равно имеют скверную привычку попадать не по адресу.
Ханссон говорил по телефону. Его стол был завален лотерейными билетами и программами бегов. В полиции все знали, что Ханссон большую часть рабочего времени названивает наездникам и тренерам, пытаясь выведать имена фаворитов. Вечера он посвящал более интеллектуальной работе: разрабатывал систему, позволяющую крупно и безошибочно выигрывать в лотерею. Поговаривали, будто однажды он сорвал-таки изрядный куш, но точно никто не знал. Жил Ханссон, во всяком случае, не то чтобы на широкую ногу.
При виде Валландера он прикрыл рукой трубку.
— Протокол вскрытия, — сказал Курт Валландер, — он у тебя?
— Я как раз шел с ним к тебе. — Ханссон проворно спрятал программу бегов в Егерсру.
— Четвертый номер в седьмом заезде победит, — заверил его Валландер и взял со стола пластиковую папочку.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Ханссон.
— Что четвертый номер победит.
Он ушел, оставив Ханссона сидеть с открытым ртом. До пресс-конференции оставалось полчаса. Он вернулся в кабинет и внимательно прочитал судебно-медицинский протокол.
И осознал нечеловеческую жестокость этого убийства еще отчетливей, чем утром в Ленарпе.
Патологоанатом при первом осмотре даже не смог определить, что именно послужило причиной смерти.
Выбор оказался слишком велик.
На теле имелось восемь глубоких колотых ран, нанесенных острым зубчатым предметом, врач полагал, что это было полотно ножовки. Открытый перелом левой бедренной кости, переломы левого плеча и лучевой кости. На теле обнаружены также ожоги, мошонка отечна, лобная кость вдавлена. Истинную причину смерти установить пока не удалось.
«Этих повреждений хватило бы, чтобы лишить жизни четверых или пятерых», — написал врач на полях.
