Но все было безрезультатно.
— Нашел алжирского слесаря, — доложил Ханссон, — двух курдов-каменщиков и бесчисленное количество польских чернорабочих. У меня есть сильное желание написать рапорт Бьёрку. Не виси на нас чертово убийство, самое бы время заняться этим бардаком. Эти ребята получают зарплату, как школьники, подрабатывающие в свободное от занятий время. Никаких страховок, понятно. Если что случится, хозяин скажет, что понятия не имеет, как они проникли на стройку.
У Мартинссона улов был не богаче.
— Обнаружил лысого болгарина, — сообщил он. — Если очень захотеть, можно предположить, что это Череп. Но он работает врачом в Мариестаде и может предъявить алиби одной левой.
В кабинете стало душно. Курт Валландер поднялся и открыл окно. Внезапно он вспомнил музыкальную шкатулку. Хоть Эбба ее и не заводила, какой-то шарманочный мотивчик целый день крутился у него в голове.
— Ярмарки, — сказал он. — Мы должны проверить ярмарки. Где у нас ближайшая ярмарка?
Оба были в курсе. В Чивике.
— Сегодня начинается, завтра заканчивается, — сказал Ханссон.
— Завтра поеду туда, — решил Валландер.
— Один не справишься, — предостерег Ханссон, — там большая ярмарка.
— Я могу поехать с тобой, — предложил Мартинссон.
Вид у Ханссона был довольный. Наверное, завтра бега, подумал про себя Валландер, и Ханссон рад, что ехать не ему.
Они попрощались и разошлись. Валландер задержался, чтобы разобрать кучу записок с номерами телефонов. Он кое-как рассортировал их и поднялся. Можно было идти. Вдруг он заметил на полу бумажку, которую, очевидно, нечаянно смахнул со стола. Он нагнулся и увидел, что его просит позвонить директор одного из лагерей беженцев.
Он набрал номер. Ждал долго и хотел уже повесить трубку, как вдруг услышал ответ.
— Говорит Валландер из полиции Истада. Мне нужен человек по фамилии Модин.
— Это я.
— Вы мне звонили?
— Мне кажется, у меня есть для вас важные новости.
Валландер затаил дыхание.
— Насчет тех двоих, что вы ищете. Я сегодня вернулся из отпуска и увидел на столе их фотографии. Я их знаю. Они жили у нас в лагере.
— Сейчас приеду, — сказал Валландер. — Дождитесь меня.
Лагерь располагался в бывшей усадьбе священника недалеко от Скурупа. Валландер доехал туда за девятнадцать минут. Это было временное пристанище для беженцев на случай, когда переполнены другие лагеря.
Директор лагеря Модин был человеком лет шестидесяти, небольшого роста. Он стоял в саду и издалека наблюдал, как Валландер преодолевает повороты не снижая скорости.
— Сейчас у нас пусто, — объяснил Модин, — но на той неделе должна прибыть группа румын.
Они зашли в маленький кабинет.
— Рассказывайте сначала, — попросил Курт Валландер.
— Они жили у нас с декабря прошлого года до февраля, — сказал Модин, пошуршав бумажками. — Потом их перевели в Мальмё. В Цельсиусгорден, если быть точным.
Модин показал на фотографию Черепа.
— Его зовут Лотар Кравчук. Он гражданин Чехословакии и просит политического убежища. Уверяет, что подвергается преследованию потому, что принадлежит к этническому меньшинству.
— Этническое меньшинство в Чехословакии?
— Он считает себя цыганом.
— Как это — считает?
Модин пожал плечами.
— По-моему, никакой он не цыган, — сказал он. — Просто беженцы, у которых нет других аргументов, чтобы получить убежище, быстро соображают, что проще всего выдавать себя за цыган.
Модин взял фотографию Люсии.
— Андреас Хаас. Тоже чех. Что у него за причина просить убежища, я, честно говоря, не знаю. Бумаги уехали с ним в Цельсиусгорден.
— Но вы уверены, что это они на фотографиях?
— Абсолютно уверен.
— Продолжайте, — сказал Валландер. — Рассказывайте.
— О чем?
— Что они за люди? Были ли какие-то происшествия с их участием? Были ли у них деньги? Все, что вспомните.
— Я уже пытался вспомнить. Они держались особняком. Вы должны знать, что жизнь в лагере беженцев — далеко не сахар. Неизвестность, бесконечное ожидание, ощущение того, что твоя судьба находится в чьих-то руках и ты никак не можешь на это повлиять. Это очень тяжелое испытание. Они целыми днями играли в шахматы.
— А деньги у них были?
— Насколько я помню, нет.
— А что они за люди, какое у вас впечатление?
— Очень скрытные. Но не могу сказать, чтобы они были настроены агрессивно.
— Что-то еще?
Валландер чувствовал, что директор тянет с ответом.
— О чем вы задумались?
— Это очень маленький лагерь, — сказал Модин. — Никто из персонала здесь не живет, а иногда вообще никого не бывает. Кроме кухарки. У нас есть машина, ключи заперты в конторе. Но иногда, когда я приезжал по утрам, у меня было чувство, будто кто-то пользовался автомобилем. Будто кто-то влезает в контору, берет ключи и катается по ночам.
— И вы подозревали этих двоих?
Модин кивнул:
— Сам не знаю почему. Просто мне казалось, что это они.
Валландер задумался.
— Ночи, — сказал он. — По ночам здесь никого нет. И днем иногда тоже. Это так?
— Да.
— Пятница, пятое января, — произнес Валландер. — Больше чем полгода назад. Можете ли вы припомнить, был ли здесь кто-нибудь днем?
Модин начал листать календарь.
— В этот день было экстренное совещание в Мальмё. Прибыло очень много беженцев, и нам предстояло развернуть временные лагеря.
Горячо, подумал Валландер. Уже жжется!
Его версия обрела плоть и вот теперь говорит с ним.
— То есть тут никого не было?
— Только кухарка. Но окно кухни выходит на заднюю сторону. Если кто-то и пользовался машиной, она вряд ли видела.
— И никто из беженцев вам ничего не сказал?
— Беженцы никогда ничего такого не расскажут. Они всего боятся. В том числе и друг друга.
Курт Валландер поднялся. Теперь действовать как можно быстрее!
— Позвоните вашему коллеге в Цельсиусгордене и скажите, что я туда еду, — сказал он, — но не говорите, по какому поводу. Если сможете, сделайте так, чтобы я его застал.
Модин внимательно смотрел на него:
— Почему вы их разыскиваете?
— Есть подозрение, что они совершили преступление. Очень серьезное преступление.
